– Что произошло потом? – спросил я.
– Часа в четыре за письмом пришел здоровенный парень. Это было ужасно. Я спросил о деньгах, а он расхохотался мне в лицо и толкнул в кресло. Никаких денег, заявил он, а если я не отдам сейчас это письмо, он… проучит меня. Он так и сказал, что проучит меня. Я объяснил, что письмо в сейфе в банке и что банк сейчас закрыт. Поэтому я не могу взять его до завтрашнего утра. Он сказал, что придет завтра утром и пойдет со мной в банк. Потом он ушел…
– А вы сейчас же позвонили в агентство, да? Почему вы выбрали Ханта Рэднора?
– Он единственный, о ком я знал, – удивился он. – А разве есть другие? По-моему, большинство моих знакомых слышали только о Ханте Рэдноре.
– Понимаю. Значит, Хант Рэднор прислал телохранителя, но тот парень не отставал от вас.
– Он продолжал звонить… Тогда ваш сотрудник предложил устроить в своем офисе засаду, и в конце концов я согласился. Ох, не стоило соглашаться, но я был таким дураком. Ведь я с самого начала знал, кто угрожает мне, но не мог сказать вашему агентству, потому что тогда мне пришлось бы признаться, что я хотел получить деньги… незаконным путем.
– А как выглядел тот парень, который приходил за письмом и угрожал вам?
– Очень сильный. – Бринтону неприятно было даже вспоминать о нем. – Стальные мышцы. Когда он толкнул меня, я будто стукнулся о стену. Я не… Я имею в виду, что никогда не умел работать кулаками. Если бы он начал бить меня, я бы не сумел защититься…
– Я не собираюсь упрекать вас, что вы не сопротивлялись, – объяснил я. – Мне просто хочется знать, как он выглядит.
– Очень крупный, – сказал он. – Огромный.
– Я знал это несколько недель назад. Не могли бы вспомнить что-нибудь еще? Какие у него волосы? Есть ли какие-то особые приметы? Сколько ему лет? К какому классу принадлежит?
Мистер Бринтон первый раз улыбнулся, и печальные морщины вокруг его рта почти исчезли, в лице мелькнуло что-то обаятельное. Если бы он не сделал первый шаг к преступлению, подумал я, он так бы и оставался симпатичным, безобидным, приличным человеком, понемногу приближающимся к старости, озабоченным лишь тем, как бы растянуть пенсию на оставшиеся дни. Ни слез, ни гнетущего чувства вины.
– Когда вы задаете такие вопросы, легче вспомнить… Он начинает лысеть. И руки сверху покрыты крупными веснушками, как кляксами. Трудно сказать, сколько ему лет, но он не молодой. Больше тридцати, по-моему. Что вы еще спрашивали? Ах да, класс. Скорее, из рабочих.
– Англичанин?
– О да, не иностранец. Наверное, кокни.
Я встал, поблагодарил его и направился к двери, но он остановил меня:
– У меня больше не будет неприятностей?
– Нет. Ни от меня, ни от агентства.
– А от того человека, в которого стреляли?
– И от него тоже.
– Я пытаюсь убедить себя, что в этом нет моей вины… но я не сплю по ночам. Как я мог быть таким дураком? Не надо было позволять этому юноше устраивать засаду… Не надо было звонить в ваше агентство – это стоило трети наших сбережений… Не надо было и думать о деньгах за это письмо…
– Правильно, мистер Бринтон, не надо было. Но что сделано, то сделано, и, по-моему, вы никогда больше не ввяжетесь в подобную аферу.
– Нет-нет! – Он страдальчески сморщился. – Никогда. Последние несколько недель были… – Голос его стал почти неслышным. Но потом он уже твердо продолжал: – Теперь нам придется продать дом. Конечно, Китти нравилось здесь. Но что касается меня, то я всегда мечтал о маленьком бунгало на берегу моря.
Вернувшись в офис, я достал злосчастное письмо и, прежде чем положить в папку с делом Бринтона, перечитал снова. Письмо не было ни оригиналом, ни фотокопией и не могло служить доказательством. Бесполезное для суда письмо. Мелкий аккуратный почерк старшего Бринтона роковым образом противоречил отчаянию содержания: