— Раз ты меня плохо встретил в городе, я решил посмотреть, как у тебя на даче. А там неожиданно оказались твоя дочь и жена. Ну и я грешным делом подумал: коли судьба подарила мне такую удачу, с моей стороны надо быть последним идиотом, чтобы ей бы не воспользоваться. Никто не поймет мой поступок, и я лишусь своей репутации. Ну а дальше все понимаешь… Мои требования самые простые: я не прошу десять миллионов долларов, отдашь тетрадь — отпущу с богом твое семейство.
— Я согласен. Но мне нужно время, чтобы добраться до дачи. Дай мне час. И обещай, что ничего им не сделаешь.
— Не волнуйся, час уж точно не сделаю. А вот потом… Все зависит только от тебя, князь.
— Я буду скоро.
— Вы все поняли? — спросил он Натали.
— Да.
— Они нас ждут через час. А мы придем к ним через пять минут. Я так полагаю, что для них это будет немножко неожиданно.
— Вы можете шутить? — удивленно спросила Натали.
Лобанов ничего не ответил, он и сам удивился, что способен проявлять юмор в такой неподходящей для шуток ситуации.
Злоумышленники не знали, что войти на дачу можно было не только с главного, но и черного, как называл его Лобанов, входа. Когда он сооружал штакетник, то на всякий случай сделал нечто вроде потайной дверцы; несколько досок перемещались на специальных шарнирах. Он сам не знал, зачем он соорудил этот тайный вход; скорей всего сказалась обретенная на войне привычка, где лишний проход или лаз иногда спасал многие жизни.
Лобанов и Натали вошли, вернее, вползли на дачный участок. Но дальше двигаться он не спешил; один неверный шаг, и это приключение может закончиться очень плохо для всей его семьи. Он прислушался, но снова ничего не услышал. У него даже зародилась надежда, что он ошибся и чужих на даче нет. А машины могли принадлежать соседям. Что касается звонка Ника Грегори, тот просто блефует.
Нет, он хорошо знает соседей по участку, у них никогда не было и никогда не будет таких дорогих иномарок. Эти ребята здесь.
— Лежите на земле, и не двигайтесь без моей команды, — прошептал он прямо в баронессе ухо.
Она кивнула головой и послушно легла на траву.
Лобанов же пополз в направлении беседки. Дабы не оказаться замеченным, он очень плотно прижимался к земле, что замедляло его продвижение. Наконец он оказался совсем рядом с ней. Лобанов напрягал зрение, пытаясь рассмотреть, есть ли там кто-нибудь? Но ничего не видел. Это ухудшало его положение, так как приходилось работать вслепую.
Он прополз еще несколько метров, и теперь он лежал у входа в беседку. Он напряг слух, и ему показалось, что он слышит дыхание человек.
Лобанов сжался, как пружина и рванулся вперед. Со скамейки, на которой столько раз сидели они с дочкой, вскочил человек. Лобанов обрушил на его голову удар рукояткой пистолета. Тот слабо вскрикнул и повалился на пол.
С одним было покончено, теперь настало время приниматься за тех, кто засели в доме. Лишь бы они не услышали вскрик своего товарища. Лобанов выполз из беседки и снова распростился на земле. Он увидел, как к нему ползет Натали. Он чертыхнулся: он же приказал ей лежать неподвижно, как покойник.
— Что там? — спросила она его шепотом.
— Все в порядке, — раздраженно ответил он. — К утру очухается. Теперь пора заняться вашим Ником Грегори.
Лобанов вновь пополз, теперь только к дому. Дом был двухэтажный, вернее, первый этаж и мезонин. В мезонин с тыловой его части вела лестница. По ней-то он и решил попробовать забраться внутрь.
Лобанов обогнул дом. С этой стороны он смотрел на мир всего лишь одним окном. Оно было плотно занавешено. Но если они его увидят, то легко снимут одним выстрелом. Он пожалел, что не прихватил с собой пистолета, который он выбил вчера у этого Ника Грегори. Тогда бы Натали могла бы взять окно под свой контроль.
— Наблюдайте за происходящим, — сказал он ей. — Если увидите, что меня обнаружили, дайте знак.
— Какой знак?
— Кричите, пойте, уже будет все равно.
Лобанов стал подниматься по лестнице. Он помнил, что она была довольно скрипучая, а потому старался ступать по ступенькам с крайней осторожностью. Это помогало не издавать лишних звуков, зато существенно замедляло подъем.
Лестница вела на небольшой балкончик, скорее его следовало бы назвать выступом. Он перелез через его перила и прильнул к ведущей в комнату дверцы. Шторы были закрыты не плотно, но из-за темноты он все равно ничего не мог разобрать.
Лобанов осторожно потянул на себя дверь, и она открылась. Это было огромным везением; если бы пришлось разбивать стекло, вся операция по спасению семьи полетела бы к чертовой матери.
Он сделал несколько шагов в комнате. Мрак был такой плотный, что Лобанов даже не видел противоположный угол. И все же у него было ощущение, что здесь никого больше нет.
Внезапно он услышал какой-то шум. Лобанов снял пистолет с предохранителя. В окне показался чей-то силуэт.
— Александр, вы тут одни? — раздался голос Натали.
— Вы с ума сошли, — злобно прошипел он.
— Не надо сердиться, — примирительно произнесла она, — я вам как-то говорила, что сама решаю, как мне поступать.