Игра без правил

Боже, отчего так вспотели ладони и колотится сердце? Вот она, дискетка с новой дополнительной программой, которую жадно поглотит память электронного монстра, и невидимые глазу, неосязаемые сигналы разнесут по ячейкам все, что собрано за истекшие дни. В невообразимой для несведущего человека памяти этого монстра выстроится некая модель — информационная ситуация, включающая в себя множество различных вопросов, на которые уже найдены или надо найти ответы.

Спасибо неизвестному автору, приславшему на отзыв покойному академику свою заветную тетрадочку. Знал бы он, бедняга, как и для чего используют его работу. Впрочем, покойный большой шеф тоже не подозревал, какие начнут выпекаться пироги, когда отдавал в руки приехавшего к нему мэнээса исписанную убористым почерком тетрадь.

Проведя рукой по взмокшему лбу, Аркадий выдохнул, как перед тяжеленной штангой, которую предстоит поднять, и начал вводить программу.

Дежурный, сидевший за своим столом, мирно занимался какой-то распечаткой, помечая ручкой интересовавшие его моменты, и совершенно не обращал внимания на старавшегося сохранить невозмутимый вид Лыкова.

Закончив ввод данных, Аркадий обессиленно откинулся на стоявший сзади металлический шкаф — приятно ощущать его твердую прохладу, вселявшую успокоение своей прочной незыблемостью. Подождем немного и начнем испрашивать ответа у сфинкса. Человек, пройдя множество стадий общественного развития, сумел поменяться с ним местами — если в древних легендах монстр задавал вопросы, от которых зависела жизнь отвечающего, то теперь человек спрашивает.

Решившись, Лыков набрал на клавиатуре вызов своей программы, ведущей диалог с системой.

«Готов?» — высветилась строчка на экранчике дисплея.

«Готов», — немного помедлив, ответил Аркадий, пытаясь успокоиться: неужели пошла, родимая?

«Распечатать все данные?» — задала вопрос машина. Здесь уже начиналась хитрая игра: если кто-то чужой доберется до программы и ответит неправильно, то электронный сезам должен «закрыться», а при определенных условиях уничтожить данные, хранящиеся в его памяти.

«Сегодня двенадцатое сентября тысяча двухсотого года. Время восемнадцать сорок, — отстучал пароль Аркадий. — С тобой говорит Шарль Перро. Адрес: Париж-Антверпен».

Вот абракадабра ответа пошла в машину. Если ее не дать, то будет разрушена диалоговая программа.

Сфинкс принял пароль и начал отвечать. Лихорадочное нетерпение овладело Лыковым — он спрашивал и спрашивал, до рези в глазах вглядываясь в бегущие по экрану строки: машина отвечала, она работала по его программе!

Закончив, он дал сигнал отбоя, собрал бумаги и, помахав на прощание дежурному рукой, вышел.

На улице уже стемнело, в небе зажглись первые звезды, стало ощутимо прохладнее. Вздохнув несколько раз полной грудью, Аркадий закурил и медленно побрел к метро.

Машина твердит, что Михаил Павлович участвует в бизнесе не один. Положим, это ясно и без нее — человек сам способен догадаться о таких вещах, не прибегая к помощи электроники. Но монстр, порождение западной инженерной мысли, потребовал добыть для успеха экспроприации огнестрельное оружие! Зачем, черт бы ее побрал, эту машину!

Он задавал вопрос за вопросом, и в ответ на многие из них сфинкс упрямо твердил об отсутствии полной информации и подавал советы вплотную заняться личностью исходного человека — Михаила Павловича. Видимо, придется прислушаться: подпольный миллионер пока действительно не просматривается со всех сторон. Устроить за ним форменную слежку, выясняя, с кем он встречается, где проводит время, какие люди его окружают?

Ладно, завтра Аркадий заглянет к Жедю, а сегодня предупредит Олега Кислова, чтобы тоже был там в это время. Дни бегут, часы стучат, как счетчик в такси, а еще так мало сделано для приближения счастливого мига получения сокровищ.

Ночью Олег Кислов ходил выстаивать очередь за театральными билетами — в столицу приехали на гастроли несколько театров, и ребята из института попросили его поучаствовать в мелком «бизнесе». Обычно студенты сколачивали большую компанию, с ночи занимали очередь и скупали практически все билеты, а потом перепродавали их с наценкой или оптом загоняли перекупщикам. В очередях частенько возникали потасовки между противоборствующими группами, не желавшими уступать друг другу право первыми прорваться к билетным кассам, поэтому и звали Олега, хорошо владевшего приемами карате.

Решив вопросы с билетной очередью и отстояв положенное, он забежал домой — предки на даче, в доме свобода, — принял душ, переоделся и направился в тихий переулочек, где притаилась малоприметная хибара Витьки Жедя, занимавшегося приемом стеклотары.

Уже отцвели старые тополя, перестал лезть в нос надоедливый пух, зелень покрылась вездесущей городской пылью, в переулочке тихо и прохладно, на закрытом деревянным ставнем окошке приема бутылок налеплена бумажка с корявой надписью: «Нет тары», но калитка в заборе приемного пункта приоткрыта.