Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

Я наслаждалась последними неделями протекавшей легко и благополучно беременности. Почти ничего не делала, только читала в свое удовольствие и вместе с Джо смотрела старые фильмы. Я без устали трудилась ХХХХХХХХХ с тех пор как в двадцать один год закончила колледж, и теперь рада была отдохнуть от своей сверхсерьезной работы. В декабре 1999 года врач прописал мне «нестрогий» постельный режим, и я охотно согласилась. Я так располнела, что, поднявшись на один пролет лестницы, долго не могла отдышаться. В конце концов рано утром 11 января 2000 года Джо отвез меня в больницу, а примерно через час после всех регистрационных процедур меня отправили в родильную палату. Вокруг, как мне показалось, сновали тысячи медсестер и врачей, готовых в любую минуту прийти на помощь. После необыкновенно легких и почти безболезненных родов на свет в 10 часов 28 минут утра появился Тревор Рольф Уилсон, а затем через полчаса — Саманта Дайана Финнелл Уилсон. Джо едва успел запарковать машину. Несмотря на маленький вес, они были совершенно здоровы, и врачи поставили обоим десять баллов по шкале Апгар, используемой для оценки состояния новорожденных. У Тревора обнаружили небольшое количество жидкости в легких, и его перевели в отделение интенсивной терапии для дальнейших обследований. Саманту, еще более крошечную, уложили в чистую пластиковую люльку в обычной палате, где, кроме нее, находились по крайней мере еще десять младенцев. Меня отвезли обратно в палату, и я сразу же попросила обед.

Мы с Джо были на седьмом небе от счастья и немедленно оповестили по телефону родителей и друзей о радостном событии. Мужу пришлось уехать на деловую встречу. Родители приедут только через несколько часов, прикинула я и решила немного вздремнуть. Отодвинув в сторону поднос с безвкусной больничной едой и устроившись поудобнее, я вспомнила рассказы подруг о двухдневных схватках, кесаревом сечении, необходимом для спасения плода, родах, не заладившихся в последний момент, и другие ужасы, которыми так любят пугать друг друга беременные женщины. Я была страшно довольна собой. Я легко и непринужденно преодолела один из поворотных этапов в жизни каждой женщины и теперь с нетерпением ждала, когда принесут покормить малышей. Мне следовало бы помнить, что счастье не может длиться вечно.

Поздно ночью я проснулась после неспокойного сна: сильный озноб сотрясал все тело и зубы стучали. Подумала, что организм борется с инфекцией, позвала дежурную. Сестре Гнусен, вошедшей в палату, явно не хотелось нянчиться с новоиспеченной мамашей. «Это гормоны», — бросила она, развернулась и вышла за дверь. Из больницы меня выписали на следующий день, детей по-прежнему оставили под наблюдением. Тревор лежал в отделении интенсивной терапии, и при своих двух килограммах и двухстах граммах он был похож на розового гиганта по сравнению с действительно недоношенными младенцами, весившими не больше килограмма. У меня сердце кровью обливалось при виде несчастных малюток в пластиковых камерах, подсоединенных к капельницам и пикающим мониторам. Как сказали в родильном отделении, Тревора и Саманту можно будет забрать домой в четверг — всего через два дня после их рождения. Мы с Джо чувствовали, что им рано выходить из больницы, и я умоляла врачей оставить их еще хотя бы на день. В ответ мне сурово объявили, что страховка дополнительный день не покроет, — все расходы нам придется оплачивать из своего кармана. Я без колебаний согласилась. С завистью думала, как прекрасно жилось в шестидесятые, когда каждая американская женщина после родов оставалась под присмотром врачей неделю, — не важно, были у нее осложнения или нет. Я много лет доказывала, что ни в чем не уступаю мужчинам, но теперь мне вдруг невыносимо захотелось, чтобы меня немножко побаловали и признали, что материнство — дело чрезвычайной важности.