Игра. Достоевский

   — Это редко кому удаётся, чуть не один случай на миллион... Ведь по самому же больному... редкий, редкий талант... Эта смерть... У нас ни любви, ничего... ведь я это знаю... Разве у меня есть друзья? Когда-нибудь были?.. Разве что в юности, до Сибири, пожалуй... Настоящие были друзья... а потом, когда я вернулся, разве что самым малым числом, которые, может быть, несколько расположены были ко мне, а так не было у меня друзей никогда. Мне это доказано слишком! Ведь я тебе, кажется, говорил, вот когда я вернулся, после стольких-то лет, меня многие из прежних приятелей и признать не схотели, и потом, во всю мою жизнь, друзья появлялись ко мне только с полным успехом. Успех уходил, и друзья уходили, как закон, необходимость какая-то, математика. Это смешно и, бесспорно, слишком старо, всё это по опыту знают, а всякий раз так мучительно, больно... Даже ведь можно было сказать, велик ли успех, по количеству навещавших меня, по степени внимания всех этих старых и новых друзей, по числу их хвалебных визитов. И расчёт этот никогда меня не обманывал, говорю тебе, тут математика. Чутьё у друзей, тончайшее на это чутьё! Да ты помнишь сама, как после «Преступления и наказания» все ко мне кинулись, весь почти Петербург! Кто годами бывать не бывал, вдруг появились, здрасте вам, предупредительные, ласковые, с громкими похвалами, а потом и схлынули все, два-три человека осталось, всего-то два или три человека!..

Она гладила его руку, прижимаясь к нему:

   — Я навсегда останусь с тобой.

Благодарно взглянув на неё, пройдя молча до поворота, внезапно встав перед ней на углу, он воскликнул, болезненно морщась:

   — Вот что страшно мучит меня, в самом ли деле это была его прямая, его первейшая мысль, или он необдуманно отдался на волю своего несомненного дарования и сладить с ним не сумел,-по недостатку ли веры, мало ли обдумав такой слишком смелый, слишком важный сюжет, как должно быть и бывает всегда в таких случаях, и дарование, не смиренное мыслью и верой, завело его бог знает куда, куда сам он и ступить не мечтал?..

Она предположила его же словами, которые часто слышала от него, думая, что он обращается к ней, ободряюще, ласково улыбаясь ему:

   — Может быть, самое новое слово сказать захотелось, так вот взял да сказал.

Нахмурясь, осуждающе мотнув головой, чувствуя, что отвлекается в другую, пока не нужную сторону, мрачно радуясь, что всё же отвлёкся, потому что и это наболело давно, он сердито, насмешливо заворчал:

   — Что-то оно слишком сбивается на то новое слово, которое у нас теперь почти все говорят. У нас ведь так повелось, что, вступая на поприще, ничего предыдущего знать не хотят, и не было до нас ничего, всё только сегодня и началось, ну, вот далеко-далеко что со вчерашнего дня, это когда мы-то на свет родились, и мы сами пошли от себя, сами мы по себе, самородки, Тургенев поделом над ними за это смеётся. Они проповедуют новое всё, они прямо ставят идеал нового слова и нового человека, что, положим, и надо и хорошо, да сами не знают ни своей, ни европейской литературы, они ничего не читают, вишь ты, некогда им, пекутся о человечестве, вот и читают только себя, даже Пушкина, даже того же Тургенева, хоть он, правду сказать, и не Пушкин. Выводя своих новых героев, снабжая их всякими похвальными превосходными свойствами, они прямо десятый делают шаг, позабыв и не зная о тех-то, об уже сделанных девяти, и вдруг опутываются в фальшивейшем положении, в каком только можно представить без истинной мысли и без истинной веры, и тотчас гибнут, не успеешь мигнуть, не оставивши после себя ничего, читателю в назидание и в соблазн, то есть эта фальшь положения, в котором они очутились без истинной мысли и без истинной веры, только и составляет всё назидание. Во всём этом весьма мало нового, это уж разумеется, а напротив, чрезвычайно много самого истрёпанного старья, но не в этом дело совсем, а главное, в том, что они абсолютно убеждены, что сказали это самое новое слово, что они сами по себе и знать прежде себя никого не хотят, обособились и, уж конечно, этим преочень довольны: всё, мол, хорошо только у нас и всё хорошее только с нас началось. Дудки! Не так оно просто, новое слово, не всякому добровольцу в руки даётся, и ответственно, ответственно очень. Скажешь его, а вот что же потом?..

Она засмеялась нерешительным, но уже звонким, облегчённым смешком:

   — Ну, Федя, я всё это слышала-переслышала от тебя, а вот ты мне лучше скажи, разве этак-то говорят: «опутываются»?

Распахнувши сюртук, сунув руки в карманы, двинувшись дальше, он отмахнулся:

   — Уж конечно, не говорят, так и что ж из того?

Она продолжала смеяться, догоняя его:

   — А вот ты же сказал?

Прибавляя шаг, не оглядываясь, он спрашивал возмущённо и громко: