Она почувствовала, что начинает впадать в панику; с усилием подавив ее, она устремила взгляд на остатки стакана, которые все еще держала в руке. Это была изогнутая верхняя часть, четвертушка от целого стакана — он разбился с одной стороны в форме двух полукружий, сходившихся в одной точке, зловеще сверкающей в лучах солнца. Наверное, стакан все-таки разбился удачно. Только бы мужество не оставило ее. Джесси этот изогнутый стеклянный зубец напоминал какое-то фантастическое, сказочное орудие — маленькую изогнутую сабельку, прихваченную воинственной феей на случай поединка под мухомором или поганкой.
Ответ был: «Конечно, нет».
Джесси осторожно положила осколок на полку, стараясь поместить его так, чтобы потом легко и без всяких осложнений достать. Осколок лежал на гладком изогнутом брюхе, выставив саблеобразный зубец. Маленькая искорка отраженного солнца сверкала на острие зубца. Джесси подумала, что этот осколок отлично сделает свое дело, если она будет очень осторожной и не толкнет его слишком сильно. Иначе же стакан просто слетит с полки.
— Просто будь осторожной, — произнесла Джесси. — Этого не случится, если ты будешь осторожной. Просто представь…
Но вторая половина фразы
показалась ей не очень-то эффективной, поэтому Джесси оборвала ее прежде, чем та вырвалась наружу. Джесси подняла правую руку, пока цепочка наручника не натянулась до предела, а запястье не нависло над сверкающим острием стекла. Она страстно желала смахнуть остальные осколки с полки, но не посмела. Именно теперь, после эксперимента с банкой из-под крема «Нивея». Если она случайно столкнет этот осколок с полки или разобьет его, то ей потребуется другой более или менее подходящий. Такая предосторожность казалась ей почти нереальной, но даже на мгновение Джесси не позволила себе сказать, что она была излишней. Если она собирается как-то выкрутиться, то ей придется потерять несколько больше крови, чем сейчас.
— Не дурить, — осевшим хриплым голосом согласилась Джесси. Она вытянула руку и потрясла ладонью, пытаясь подобным образом избавиться от осколков стекла, торчащих на ее пальцах. Ей это почти удалось. Только один кусочек, слишком глубоко вонзившийся в мякоть под ногтем большого пальца, остался в своем гнезде. Джесси решила пока его не трогать и приступить к остальной части дела.
Конечно, это была ее мать; мимикрия была настолько великолепной, что Джесси стало жутко. Мать хочет, чтобы я услышала любовь и здравый смысл, а не замаскированную злобу в ее словах; до сих пор, пока эта женщина была абсолютно неспособна любить, Джесси считала, что настоящая Сэлли Махо была женщиной, ворвавшейся однажды в ее комнату и швырнувшей в нее пару туфель на высоких каблуках, даже не объяснив своего поступка ни тогда, ни сейчас.
Кроме того, все, о чем говорил этот голос, было ложью.
— Нет, — ответила Джесси. —
С этим словами Джесси опустила правое запястье на сверкающее лезвие стекла.
31
Джесси видела то, что делала, и это было очень важно, так как сначала она почти ничего не чувствовала; она могла раскромсать свое запястье, но при этом чувствовать только давление и тепло. Она почувствовала огромное облегчение, поняв, что вполне сможет смотреть на происходящее.