Игра Джеральда

Ладонь откачнулась назад, но Джесси опустила внутреннюю часть запястья — ту часть, которую гадалки называют Браслетом Фортуны, — на обломанный край стакана. Она завороженно смотрела, как саблеобразный выступ образовал ямку на коже, а потом разорвал ее. Она продолжала давить, а ее запястье продолжало пожирать стекло. Ямка наполнилась кровью и исчезла.

Первой реакцией Джесси было разочарование. Острие стакана не было создано для этой цели, как она надеялась (и немного боялась). Затем острый край вспорол пересечение голубых вен у поверхности кожи, и кровь потекла быстрее. Кровь не била пульсирующим фонтанчиком, как она предполагала, а стекала быстрым, непрерывным ручейком, как вода из открытого крана. Потом она, видимо, разрезала несколько глубже, и ручеек превратился в поток. Он перелился через край полки и закапал на ее предплечье. Было слишком поздно отступать; Джесси это уже сделала. Так или иначе, но она сделала это.

«Потяни назад, скорее! — взвизгнул голос ее матери. — Не делай еще хуже — ты и так уже достаточно порезалась! Попытайся прямо сейчас!»

Заманчивая мысль, но Джесси считала, что этого было далеко недостаточно. Она не знала слова «дегловинг» — термин, используемый в основном врачами в связи с жертвами ожогов, но теперь, когда она уже начала эту страшную операцию, то поняла, что не может полагаться только на кровь, чтобы освободиться. Возможно, что только крови будет недостаточно.

Джесси стала медленно и осторожно врашать запястьем. Теперь она чувствовала странное покалывание и пощипывание в ладони, как будто она наткнулась на маленькое, но жизненно важное нервное сплетение, которое прежде было омертвелым. Средний и безымянный пальцы ее правой руки качнулись вперед, как если бы их убили. А остальные три начали конвульсивно двигаться вперед-назад. Хотя ее плоть находилась в благодатном онемении, все равно Джесси находила что-то ужасное в признаках повреждений, наносимых ею же самою. Эти два скрюченных пальца, напоминающие маленькие прутики, были хуже, чем вся пролитая ею кровь.

Затем это ужасное, все возрастающее чувство жара и давления в раненой руке заглушилось новой волной судороги, обрушившейся на нее, как торпеда. Она вгрызалась в Джесси безжалостно, пытаясь скрутить ее в бараний рог, но Джесси яростно сопротивлялась. Она не может теперь двигаться. Она уронит свое импровизированное режущее приспособление на пол, если пошевелится.

— Нет, ты не сделаешь этого, — пробормотала Джесси сквозь стиснутые зубы. — Нет, отступись от меня.

Она замерла, пытаясь не давить сильно на острое лезвие стекла, стараясь не уронить его, чтобы не пришлось испытывать менее подходящее оружие для доведения дела до конца. Но если судорога переберется с правого бока на руку, что, кажется, и происходит…

— Нет, — застонала Джесси. — Убирайся прочь, слышишь? Убирайся прочь!

Она подождала, осознавая, что не сможет ждать, однако ничего другого ей не оставалось; она ждала, прислушиваясь в тому, как ее кровь капает на пол, стекая со спинки кровати.

Джесси увидела еще один ручеек крови, стекающий с полки. Она почувствовала себя жертвой из фильмов ужасов.

«Ты больше не можешь ждать, Джесси, — прикрикнула на нее Руфь. — У тебя совсем не осталось времени!»

— Чего мне действительно не хватает, так это удачи, мне всегда не везло, — ответила она Руфи.

В этот момент Джесси почувствовала либо сумела убедить себя в том, что судорога ослабила свою хватку. Она повернула руку внутри браслета, вскрикнув от боли, когда судорога снова вонзилась в нее горячими клешнями, пытаясь поджарить Джесси на своем костре. Однако Джесси продолжала вращать рукой, разрезая теперь внешнюю часть запястья. Нижняя внутренняя сторона теперь была повернута к ней, и Джесси с удивлением взирала на то, как глубокая рана на Браслете Фортуны открыла свой черно-красный рот и, казалось, смеется над ней. Она вонзила стекло в запястье настолько глубоко, насколько посмела, все еще борясь с судорогой в нижней части груди, затем рванула руку к себе, разбрызгивая кровь на лоб, щеки и переносицу. Обломок стакана, которым она производила эту варварскую операцию, упал на пол и там взорвался фонтаном осколков. Джесси даже не вспомнила о нем; его работа была уже закончена. Оставался еще один шаг, ей предстояло увидеть еще одну вещь: продлит ли наручник свои ревнивые объятия или позволит ее руке освободиться.

Судорога в последний раз вонзила свои зубы в ее бок, а потом начала ослабевать. Джесси тут же забыла о ней, как и об исчезнувшем примитивном стеклянном скальпеле. Джесси ощущала всю силу своей идеи — казалось, весь ее пылающий ум проникнут одной мыслью, — и все ее внимание было сосредоточено на правой руке. Она подняла руку вверх, вращая ею в золотых лучах заходящего солнца.