Игра Эндера

– Они не подпускают меня к компьютерной сети. Здесь вообще нет компьютеров, кроме тех, что контролируют систему безопасности и электричество. Древние штуки. Их установили лет сто назад, когда компьютеры работали автономно. Они забрали мою армию, даже мою парту, и знаешь… мне совсем не жаль.

– Ты хорошо проводишь время сам с собой.

– Не с собой. С воспоминаниями.

– Но ты, наверное, вспоминаешь себя.

– Нет. Я вспоминаю чужаков. Я вспоминаю жукеров.

У Валентины мурашки пошли по коже, как будто с холма подул холодный ветерок.

– Я перестала смотреть фильмы про жукеров. Все одно и то же.

– Я их раньше часами изучал. То, как они управляют кораблями в космосе. И знаешь, пока болтался здесь, на озере, в голову пришло одно смешное соображение. Я понял, что все сцены ближнего боя, рукопашной между людьми и жукерами, взяты из фильмов времен Первого Нашествия. Все съемки сражений Второго Нашествия – их легко отличить, потому что морские пехотинцы одеты в форму Международного флота, – не показывают самих сражений. Только мертвых жукеров, которые лежат в рубках и переходах. Никаких следов борьбы. И о той знаменитой битве, где победил Мэйзер Ракхейм, нам не показывают ни метра пленки.

– Возможно, секретное оружие.

– Нет, нет, меня не интересует, как их тогда убивали, меня интересуют они сами. Я ничего не знаю о них, а ведь предполагается, что когда-нибудь мне придется сражаться с ними. Я в своей жизни дрался не раз – побеждал в играх… и не только в играх. Побеждал потому, что понимал ход мыслей противника. По действиям угадывал замысел, план боя. И отталкивался от этого. Да, в этом я хорош. Проникновение в мысли других людей.

– Уж это проклятое семейство Виггин!

Валентина шутила, но боялась, что Эндер прочтет ее мысли, как читал мысли врагов. Питер всегда понимал ее – или думал, что понимал, – но сам был такой свиньей, что ей не приходилось стыдиться, когда он угадывал даже самые грязные мысли. Но Эндер… Валентина не хотела, чтобы он понял ее, не хотела обнажаться перед ним. Ей будет стыдно.

– Ты думаешь, что не сможешь разбить жукеров, если не поймешь их?

– Все еще серьезнее. Одиночество и безделье располагают к самоанализу. Я пытался разобраться, почему так себя ненавижу.

– Нет, Эндер.

– Не говори: «Нет, Эндер». Мне когда-то потребовалось много времени, чтобы догадаться, но поверь, я ненавидел себя. И ненавижу… Все сводится к одному: вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему. Видимо, невозможно узнать кого-то, вникнуть в его желания и веру, не полюбив, как он любит себя. И в этот самый миг любви…

– Ты побеждаешь. – Сейчас она не боялась его проницательности.

– Нет, ты не поняла. Я уничтожаю врага. Я делаю так, чтобы он больше никогда не смог подняться против меня. Втаптываю в землю до тех пор, пока он не перестает существовать.

– Нет, этого не может быть. – Страх вернулся и стал еще сильней. «Питер смягчился, а ты… Они сделали тебя убийцей! Две стороны одной медали, но как отличить их друг от друга?»

– Я по-настоящему причинял людям боль, Вэл. Я не придумываю.

– Знаю, Эндер…

«Что он сделает со мной?»

– Видишь теперь, чем я стал, Вэл? – тихо сказал он. – Даже ты боишься меня.

Он погладил сестру по щеке так бережно, что ей захотелось плакать. Вспомнилось прикосновение мягкой детской ручки, когда они еще не забрали его.

– Я не боюсь, – возразила она, и сейчас это было правдой.

– А следовало бы.

«Нет. Я не должна».

– Если ты останешься в воде, замерзнешь и пойдешь пупырышками. И еще тебя может съесть акула.

Он улыбнулся.

– Акулы давно научились оставлять меня в покое.

Но он все же выбрался на плот, хрупкое сооружение качнулось, его захлестнуло волной. Брызги были холодными.

– Эндер, у Питера получится… Он достаточно умен, чтобы подождать, сколько потребуется. Он пробьется к власти, не сейчас, так позже. Я не знаю, хорошо это будет или плохо. Питер может быть жестоким, но он знает, как взять и удержать власть, а есть вероятность, что сразу по окончании войны, может быть, даже до окончания, мир опять рухнет в хаос… Страны Варшавского Договора добивались гегемонии перед Первым Нашествием. И если они попытаются добиться ее после…

– То даже Питер – лучшая альтернатива.

– Ты обнаружил в себе что-то от разрушителя, Эндер. Так было и со мной. У Питера нет монополии на это качество, что бы там ни думали психологи. Но в Питере, представь себе, проснулся строитель. Он не стал добрым, но уже не стремится разрушить все, что попадается ему на глаза. Понимаешь, власть в конечном счете оказывается в руках у тех, кто стремится к ней. И по-моему, большинство нынешних правителей намного хуже Питера. Глупее.

– После такой рекомендации я сам готов голосовать за него.

– Иногда все это кажется мне полным бредом. Четырнадцатилетний мальчик и его младшая сестра сговорились захватить власть над миром. – Она попыталась рассмеяться, но ей не было смешно. – Какие же мы, к черту, дети? Мы не дети. Никто из нас.

– А тебе не хотелось бы все изменить?