Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Это имеет отношение прежде всего к тому глупому спору, который мы только что вели. С помощью этих скандинавских уровней чуждости мы можем увидеть, что Эндер не совершал Ксеноцида в нашем понимании этого слова, так как в тот момент, когда он уничтожил баггеров, мы считали их варелсами, и так считалось до тех пор, пока первый Глашатай Мертвых не написал «Королеву и Гегемона», и только тогда человечество поняло, что баггеры были вовсе не варелсами, но раманами; до того времени люди и баггеры не понимали друг друга.

— Ксеноцид есть Ксеноцид, — заявил Стирк. — То, что Эндер не знал, что они раманы, вовсе не делает их менее мертвыми, чем они есть.

Эндрю вздохнул при виде такого непримиримого настроя Стирка; среди кальвинистов Рейкьявика было модным отрицать значимость человеческих мотивов при обсуждении сути поступка, что он нес в себе — добро или зло. Они утверждали, что поступки являются добрыми или злыми сами по себе; и, поскольку Глашатаи Мертвых в качестве основы своей доктрины имели убеждение в том, что добро и зло заключаются всецело в человеческом мотиве и не совсем в поступке, это заставляло многих студентов вроде Стирка враждебно относиться к Эндрю. К счастью, Эндрю не возмущался по этому поводу — он понимал кроющийся за этим мотив.

— Стирк и Пликт, давайте рассмотрим другой случай. Предположим следующую ситуацию: свинки научились говорить на старке, а некоторые люди — на их языках; далее допустим, что мы узнали, что они внезапно, без повода или объяснения, замучили до смерти ксенолога, посланного для наблюдения за ними.

Пликт мгновенно придралась к вопросу.

— Откуда мы можем знать, что они сделали это без повода? То, что кажется невинным для нас, может быть невыносимым для них.

Эндрю улыбнулся.

— Пусть так, но ведь ксенолог не причинил им вреда, почти ничего не говорил им, словом, не затронул их интересов — по всем нашим меркам он не заслужил мучительной смерти. Разве этот факт непостижимого убийства не превращает свинок из раманов в варелсов?

Теперь уже Стирк торопливо проговорил:

— Убийство, есть убийство. Этот разговор о раманах и варелсах — сущая ерунда. Если свинки убивают, то они — зло, как и баггеры. Если поступок является злом, то таков же и совершающий его.

Эндрю кивнул.

— Перед нами дилемма — был ли поступок злым или же он был, хотя бы в понимании свинок, добрым? Кто же такие свинки — раманы или варелсы? Придержи-ка на минуту свой язык, Стирк. Я знаю постулаты кальвинизма, но даже Джон Кальвин назвал бы твою доктрину глупой.

— Откуда вы знаете, что Кальвин…

— Потому что он мертв, — проревел Эндрю, — а мое назначение — говорить от его имени.

Студенты рассмеялись, а Стирк погрузился в упрямое молчание. Эндрю знал, что он парень с головой и его кальвинизм не переживет выпускных экзаменов, но его исход будет долгим и болезненным.

— Тальман, Глашатай, — сказала Пликт. — Вы говорили так, как будто ваша гипотетическая ситуация произошла на самом деле, и свинки действительно убили ксенолога.

Эндрю мрачно кивнул:

— Да, это правда.

Общее спокойствие было нарушено: древний конфликт между баггерами и людьми опять выплыл из небытия.

— Теперь постарайтесь заглянуть в себя, — произнес Эндрю. — Вы обнаружите, что за вашей ненавистью к Эндеру «Ксеноциду» и вашей скорбью о смерти баггеров кроется нечто более уродливое — ваша боязнь чужих, будь то ютланнинг или фрамлинг. Когда вы думаете о чужаке, убившем человека, которого вы знали и уважали, для вас тогда не важно, какое у него обличье. Он — варелс или даже дьюр, ужасный зверь со слюнявой пастью, нападающий ночью. Ведь если у вас в деревне только одно ружье, а звери, унеся одного человека, приходят вновь, остановились бы вы, задумались бы, что они тоже имеют право на жизнь, или же изо всех сил защищали бы свою деревню, людей, положившихся на вас?

— Из вашего утверждения следует, что мы должны сейчас пойти и убить свинок, этих примитивных и беспомощных созданий! — выкрикнул Стирк.

— Из моего утверждения? Я задал вопрос. Вопрос — это не утверждение, если, конечно, ты не уверен, что знаешь мой ответ, а я уверяю тебя, Стирк, что ты его не знаешь. Подумай об этом. Занятие окончено.

— Мы вернемся к этому завтра? — спросили студенты.