Игра Эндера. Глашатай Мертвых

И снова бои. В них Эндер участвовал как полноправный боец своего отделения. Он допускал ошибки. Проигрывал отдельные схватки. С первого места в личном зачете переместился на второе, затем на четвертое. Потом стал меньше ошибаться, приспособился к действиям внутри отделения и опять вышел на третье место, затем на второе, а затем вновь на первое.

После одной из дневных тренировок Эндер задержался в боевом зале. Он давно обратил внимание на то, что Динк Микер, как правило, поздно приходит на обед, и предполагал, что это вызвано дополнительными тренировками. Эндер не особенно хотел есть и решил узнать, над чем работает Динк, когда его никто не может видеть.

Но Динк не упражнялся, он стоял у дверей и смотрел на Эндера. Эндер стоял с другой стороны зала и смотрел на Динка.

Оба не произносили ни слова. И так было ясно, что Динк хочет, чтобы Эндер ушел, и что Эндер не собирается этого делать.

Динк повернулся спиной к Эндеру, аккуратно снял с себя боевой костюм и мягко оттолкнулся от пола. Он медленно, очень медленно плыл к центру зала. Тело его было почти полностью, расслабленно, и казалось, что руки и ноги плавно колышутся под воздействием практически не существующих в невесомости потоков воздуха.

После скоростей и изнуряющего напряжения тренировки отдых приносило одно лишь только наблюдение за полетом Динка. Его скольжение до противоположной стены продолжалось около десяти минут. С силой оттолкнувшись от нее, он быстро вернулся к боевому костюму и натянул его на себя.

— Пошли, — сказал он Эндеру.

Они вернулись в казарму. В помещении было пусто, так как все ушли на обед. Они подошли к своим койкам и переоделись в повседневную форму. Затем Эндер немного подождал, когда Динк будет готов идти.

— Зачем ты остался? — спросил Динк.

— Не хотел есть.

— Ладно, сейчас ты знаешь, почему я не командир.

Эндер удивился.

— Вообще-то меня назначали два раза, но я отказался.

— Отказался?

— Они забирали мой старый шкаф, и кровать, и компьютерную доску, переводили в отдельную комнату и давали армию. Но я просто оставался в этой командирской комнате и ничего не делал до тех пор, пока они не сдавались и не переводили меня в армию кого-нибудь другого.

— Но почему?

— Потому что я не желаю позволять им делать это со мной. Эндер, я не верю, что ты до сих пор не заметил всей этой дряни. Впрочем, ты слишком молод. Другие армии — это вовсе не враги. Настоящие враги — преподаватели. Они заставляют нас драться друг с другом, ненавидеть друг друга. Игра становится всем. «Побеждай, побеждай, побеждай!» Это теряет всякий смысл. Мы убиваем сами себя, впадаем в безумие, пытаясь победить друг друга, и все это время старые ублюдки наблюдают за нами, изучают нас, определяют наши слабые места, решают, были ли мы достаточно хороши или нет. Ладно, пусть хороши, но для чего? Мне было шесть, когда меня привезли. Ну и что я знаю? Они решили, что я подхожу для их проекта, но никто ни разу не спросил, подходит ли этот их проект для меня.

— Тогда почему ты не уехал домой?

Динк криво улыбнулся:

— Потому что я не могу отказаться от игры. — Он подергал за рукав боевой костюм, лежащий на его койке: — Потому что я люблю это.

— Тогда почему не стать командиром?

Динк помотал головой:

— Никогда. Посмотри, что это делает с нашим командиром. Парень просто спятил. Задери Нос спит здесь, вместе со всеми, а не в своей комнате. А почему? Потому, что он боится оставаться один. Эндер, он просто боится темноты.

— Задери Нос?

— Но его сделали командиром, и он должен вести себя как командир. Он сам не понимает, что делает. Он побеждает, но это пугает его еще больше, поскольку он сам не знает, как это у него выходит. За исключением того, что к победам какое-то отношение имею я. В любую минуту кто-нибудь может узнать, что Задери Нос вовсе не чудесный еврейский генерал, который может побеждать в любой ситуации. Он не знает, почему выигрывает или проигрывает. И никто этого не знает.

— Но это вовсе не значит, что он спятил, Динк.

— Я понимаю, что поскольку ты здесь всего год, то ты думаешь, что все здесь нормальные. Но они ненормальные. Мы ненормальные. Я заглядывал в библиотеку, я вызывал книги на свою доску. Старые книги, потому что нам не позволяют ничего нового, но и из них мне удалось уяснить, какими бывают дети. Так вот, мы — не дети. Дети могут иногда проиграть, и никому нет до этого дела. Дети не состоят в армиях, они не бывают командирами, они не правят сразу сорока другими детьми — это больше, чем кто-нибудь может взять на себя и не стать хотя бы слегка помешанным.

Эндер попробовал вспомнить, на что были похожи другие дети, те, что учились с ним в одном классе, но единственным, кто приходил на память, был Стилсон.