Игра Эндера. Голос тех, кого нет

— А кого это у нас недавно превозносили как «единственный незашоренный ум Америки»?

— Очень трудно понять, что происходит на самом деле. Но Графф советует — и я с ним согласен — оставить их в покое. Не выдавать. Ничего не докладывать наверх, кроме одного: нами, мол, достоверно установлено, что Демосфен и Локи не имеют контактов за пределами страны и не связаны ни с одной из внутренних группировок, ну, за исключением тех, что открыто действуют в компьютерных сетях.

— Другими словами, дать им карт-бланш.

— Я знаю, что Демосфен кажется опасным, особенно потому, что у него, вернее, у нее так много последователей. Но куда важнее то, что мальчик, а он куда более честолюбив, выбрал для себя взвешенную, умеренную, мудрую позицию. И еще — пока они просто говорят. У них есть влияние, но нет власти.

— По-моему, влияние и есть власть.

— Как только станет ясно, что они сбиваются с круга, мы выдадим их.

— Это может сработать только в ближайшие несколько лет. Чем дольше мы ждем, тем старше они становятся.

— Ты знаешь, что русские выдвигаются к границе. Всегда существует вероятность, что Демосфен прав. И потому…

— Лучше иметь его рядом, под рукой. Хорошо. Мы скажем, что они чисты. Но слежку продолжим. И, конечно, надо найти способ успокоить русских.

Несмотря на постоянно возникающие сложности, Валентине нравилось быть Демосфеном. Ее колонку теперь публиковали почти все информационные каналы страны, и было очень приятно следить, как огромные суммы накапливались на счетах ее поверенных. Время от времени они с Питером вносили пожертвования в фонды кандидатов или партий. Тщательно рассчитывали размер вклада: цифра должна быть достаточно большой, чтобы ее заметили, и достаточно скромной, чтобы у кандидата не создалось впечатления, что его подкупают. Валентина получала теперь столько писем, что одна из фирм, для которой она писала, наняла секретаршу, чтобы отвечать на всякую бумажную мелочь. Много радости доставляли письма от важных людей из американского или международного правительства, иногда дружелюбные, чаще враждебные, и всегда автор пытался осторожно выяснить, что у Демосфена на уме. Эту корреспонденцию они с Питером всегда читали вместе. Их смешило до слез, что такие письма пишут детям и даже не подозревают об этом.

Временами Валентине становилось стыдно. Отец регулярно читал Демосфена и не читал Локи, даже слышать о нем не хотел. За обедом он очень часто цитировал и одобрял очередное заявление Демосфена. Питер ухмылялся: это нравилось.

— Смотри-ка, и простые люди слушают нас.

Но Валентине казалось, что это унижает отца. Если бы тот узнал, что статьи писала она, да еще не веря в половину собственных утверждений, он был бы пристыжен и рассержен.

Однажды в школе она чуть не втравила их в неприятности. Учитель истории задал написать сравнительную характеристику взглядов Локи и Демосфена, опираясь на их последние статьи. Валентина по беспечности настрочила прекрасную аналитическую работу. И ей потребовалось два часа, чтобы уговорить директора не публиковать ее эссе на том же самом канале, где начинал когда-то печататься Демосфен. Питер был в бешенстве:

— Ты пишешь совсем как Демосфен. Вы слишком похожи. Мне следовало бы убить Демосфена сейчас, ты выходишь из-под контроля.

Питер часто приходил в ярость по пустякам. Но куда больше брани ее напугало молчание. Демосфен получил приглашение занять место в Президентском Совете по Образованию Будущего. Престижная синекура. Валентина думала, что Питер обрадуется, но вышло наоборот.

— Откажись, — сказал он.

— Почему? — удивилась она. — Это будет совсем нетрудно, и они сказали, что, уважая стремление Демосфена сохранить инкогнито, будут проводить заседания по компьютерной сети. Это делает Демосфена респектабельнее и…

— …И ты счастлива, что получила приглашение раньше меня.