Игра Герцога

Упав на колени, попробовал проползти хоть сколько-то вперёд, и это спасло его. Еремей Силуанович нащупал, что рельсы оборвались, а за ними… не было ничего. Вспыхнули огоньки и, жмурясь, он увидел, что дополз… до пропасти. Как такое могло быть? Неужели вагонетки когда-то шли сюда, чтобы оборваться и упасть в неведомую даль… Барин пригляделся — нет, шагах в тридцати-сорока после обрыва вновь начиналась узкоколейка. Видимо, произошёл обвал, кажется, именно его он и слышал, когда брёл сюда…

Где же он? И как найти выход? Кажется, этот Гвилум говорил что-то об этом в его доме? Про путь к золоту ведь была же речь!

«Ответ на этот вопрос, конечно же, имеется, и точный. И находится он… Точнее, висит на стене в имении вашего родного братца».

Эти слова вспыхнули в памяти. Но что же они, проклятые, могли означать, понять было невозможно и теперь…

— Эй, кто-нибудь! — выкрикнул Еремей Силуанович, выставив вперёд влажные ручищи.

— … нибууудь! — отозвалось эхо.

— Слышите меня! Я сдаюсь! Сдаюсь, черти бы вас всех побрали!

— … брааали!

И никакого ответа. Но кто-то же зажёг эти огни, чтобы стало хоть немного, но видно? Зачем?

Еремей Силуанович ещё долго звал — то ли его никто не слышал, то ли выдержка у этих извергов — зачинателей Игры, была железная, однако он плюнул в бездну, сев на краю и свесив массивные ноги.

Посмотрел вниз, и ему показалось, что бездна тоже изучает его. Она не показалась ни злой, ни пугающей. Наоборот, поманила пульсирующей теплотой, словно огромная нагретая постель. Приятно, баюкая, звала и звала сделать всего лишь одно действие — чуть качнуться вперёд, и сорваться. Полететь, полететь ногами вперёд…

«Иди сюда! Иди ко мне! — будто звал приятный шелестящий голосок из пучины. — Лети же ко мне! Я дам тебе упокоение и кров! Ты их заслужил! Отдохни! Здесь так хорошо, так хорошо!»

«Шо-шо-шо», — звенело в ушах, и Еремей Силуанович закрыл их ладонями. Не помогло. Голос манил, пробиваясь к душе.

И он уже, теряя самообладание, заелозил огромным своим задом, пыль и камушки посыпались с тихим шорохом вниз, но в последний миг закрыл глаза. И увидел со стороны будто, как лежит на покрытом янтарного цвета наростами дне. А над ним плачет Ариша. Он — внизу, и она — там, а теперь поднимает своё белое личико из пропасти и смотрит вверх, отмахивая, отбивая шепчущее наваждение.

— Нет! Нет! — выкрикнул Еремей Силуанович, и дал себе крепкую оплеуху. Это помогло отогнать тугую зовущую хмарь.

Огляделся — всё та же тишина, он — на краю обрыва, и никого рядом. Звать, видимо, бесполезно, ноги увели его в такую глубь, что сюда не захочет спустится никто из свиты этого чёрного герцога… Но, как бы то ни было, барин обрадовался бы сейчас хоть кому-то, даже какой-нибудь нелепой чёрной твари, которая может обитать в этом полусумраке. Лишь бы эта тварь понимала русскую речь и сумела хоть как-то объяснить-указать ему дорогу назад.

И вновь вспомнил личико Ариши, белоснежные кудри, любимый её заводной паровозик, который запускали они в детской комнате… вместе с ним. В такие минуты он сам забывался, становясь другим. Тёплым, даже — нежным, таким, каким не знал его никто, кроме дочери. Теперь же Еремей Силуанович понял, что где-то глубоко-глубоко на дне его искорёженного естества есть ещё один… он. И, кто знает, может быть, этот он — единственный настоящий. Способный на любовь, внимание, прощение — способный решительно на всё, если его ведёт вперёд лучик по имени Ариша.

И Ариша сейчас будто бы была рядом, хотела обхватить ладошкой его большой окровавленный палец, и вывести из тьмы.

Но где же, где она, чудная, славная? Её не было. Аришечка лежала сейчас на снегу под окнами особняка, и из последних сил молила о помощи. А его, злого барина, страсть к наживе довела до бесславного обрыва и пропасти…

Аришечка… и вновь откуда-то эти слёзы, хлынули потоком, размывая пот и грязь, нестерпимо защипали глаза. Рука сама собой устремилась в карман, но вместо платка Еремей Силуанович достал нечто иное — сам сначала не понял, что это, и как попало к нему?

Но, поднеся прямоугольную плотную карточку к самому носу, округлил глаза. Буквы «Оберъ-камергеръ Гвилумъ, Вестовой Хаоса» вспыхнули фиолетового-розовыми огоньками.

Визитка! Её всучил этот самый чёрный, когда был у него в полдень!

«Даёт возможность связаться со мной. Если я буду нужен вашей милости, и захотите передать что-либо моему господину, просто соизвольте взять в руки сию визитку, — вновь отдалённым эхом прозвучали в памяти слова. — Потрите чуть, и в скорости, как только позволят мне обстоятельства, я непременно окажусь к вашим услугам…»

Еремей Силуанович потёр визитку большим шершавым пальцем, оставляя на ней бурые разводы.

— Вы, кажется, звали меня, милейший? — из дымки, что образовалась в тот же миг и растворилась без следа, появился горбун. Он так же, как и барин, сидел рядом на краю пропасти, и хвост фрака стелился за его спиной, словно тёмная ковровая дорожка. — Чем могу быть полезен?