Игра как феномен культуры

Страна уж дважды за науку
Платила дорогой ценой:
Вся мощь ее не в блеске трона,
Капета иль Наполеона,
Но в справедливости одной
Для всех единого закона…

Хобхауз (тихо Байрону):

Наш младенец и младенческий доктор Полли-Долли как всегда непредсказуем и бестактен.

Байрон (обращаясь ко всем):

Раз уж мы заговорили о Наполеоне, думаю, вы разделите мое восхищение госпожой де Сталь, вступившей в единоборство с самодержавным исполином.

Де Сталь:

Вы заставляете меня краснеть.

Байрон:

Ну что вы! Я говорю совершенно серьезно.

Де Сталь:

А если серьезно… Император Наполеон преследовал меня с мелочной дотошностью, со все возрастающей злобой, с неумолимой жестокостью.

Байрон:

Я тоже пришел к выводу об одинаковой враждебности народу любой тирании. Для меня Ватерлоо – отнюдь не конец революционной эпохи, а, напротив, начало новых освободительных битв народов:

… И мир застонет под грозою…
Как будто та полынь-звезда,
Что встарь предсказана потоком,
И обратилась в кровь вода.

Хобхауз:

Возвратимся к наполеоновскому циклу моего друга. Милорд, вы дали очень точную оценку политической ситуации того времени. Помню, как поразили меня следующие строки:

Кто из тиранов этих мог
Поработить наш вольный стан,
Пока французов не завлек
В силки свой собственный тиран,
Пока тщеславием томим
Герой не стал царем простым?
Тогда он пал – так все падут,
Кто сети для людей плетут!

Де Сталь:

Господа, а вам известно, что сам Гете рекомендовал господина Шлегеля в качестве воспитателя моих детей. Это произошло четырнадцать лет тому назад.

Байрон:

Гете? Бесспорно, он в течение пятидесяти лет является верховным владыкой европейской литературы. Его трагедия «Фауст» – удивительное произведение.

Девушка 3:

Как вы правы! Но я больше восхищена драматическим отрывком Гете «Прометей»:

Я был ребенком,
Ни в чем не разбирался.
И детские мольбы стремил
Я к Солнцу, словно уши
Есть у него, чтоб слышать стоны,
И сердце, как мое,
Чтоб сжалиться над угнетенным.

Кто помог
Мне одолеть в борьбе титанов
И кто меня от смерти спас,
От рабства?
Не ты ль само,
Святым огнем пылающее сердце?
Не ты ли, победив,
Прославило по-детски
Сонливых жителей Олимпа?
Мне чтить тебя? За что?

Де Сталь:

Несколько лет назад в Вене мне называли юного композитора … (вспоминает) Франца Шуберта, он написал несколько песен на слова Гете. Его музыка до сих пор звучит в моих ушах.

Садится к фортепиано и наигрывает балладу Шуберта на слова Гете «Лесной царь».

Де Сталь:

Дорогой Байрон! Помнится, в прошлый свой визит вы говорили, что собираетесь писать о Прометее.

Байрон:

Вы правы! Эсхиловым «Прометеем» я в мальчишеские годы глубоко восхищался…

«Прометей» всегда так занимал мои мысли, что мне легко представить его влияние на все, что я написал.

Полидори:

Не будете ли вы против, милорд, если я прочитаю полюбившийся мне отрывок из вашего стихотворения?

Все:

Просим, просим!

Байрон (тихо Полидори):

Где только вы ухитрились разыскать мой черновик?

Полидори (не отвечая ему, читает):

Был твой божественный порыв
Преступно добрым – плод желанья
Людские уменьшить страданья,
Наш дух и волю укрепив.
И, свергнут с горней высоты.
Сумел так мужественно ты,
Так гордо пронести свой жребий,
Противоборствуя Судьбе, —
Ни на Земле, ни даже в Небе
Никем не сломленный в борьбе,
Что смертным ты пример явил
И символ их судеб и сил.

Рекамье:

Если бы Гете мог слышать эти вдохновенные строки, он бы, несомненно, восхитился ими.

Однако давайте спустимся с небес на грешную землю… Дорогая Жермена, вы до сих пор ничего не рассказывали нам о своем пребывании в России.

Де Сталь:

Я работаю нынче над историей моего 10-летнего изгнания и как раз дошла до России.

Чичагов: