Игра Канарейки (СИ)

– Карина, – Каетан смотрел на свою единственную дочь ясными серыми глазами. – Он тебя не заберёт. Я скорее отдам тебя тому дворянскому приблуде, чем скоя’таэлям.

– Я слышала, что он говорил не трогать деревню. Они правда не придут?

Каетан взял корзину, убрал назад прядь, выбившуюся из косы.

– Для этого мне самому придётся к ним сходить.

– Они не убьют тебя? – дрожащим голосом спросила Карина.

– Нет, – сухо сказал эльф, хмурясь. – Если я исчезну, Синие Полоски обратят пристальное внимание на этот лес.

– Я пойду с тобой.

– Нет.

Карина продолжала упрямо стоять на месте. Эльф обернулся к ней.

– Он же приезжает сегодня, верно?

Карина молчала.

– Я вернусь и заварю тебе ромашки. Иди домой, отдыхай. Ты выглядишь нездорово.

Каетан в один шаг преодолел расстояние между ними, приложил ладонь к её лбу. Нахмурился, покачал головой молча, подтянул лук, сползший с плеча и зашагал в сторону лагеря скоя’таэлей.

Карине не оставалось ничего, кроме как послушать его и направиться в сторону Вересковки.

Каетан вернулся не больше, чем через час, с виду как всегда сдержанный и непроницаемый, сразу направился в дом заниматься отваром. Карина молча присоединилась к нему, выполняя его указания.

Она видела, как нервно он давил в ступе крупные красные ягоды и резко, с лишним для кухонного ножа замахом, отрезал стебли от ласточкиной травы.

Он всегда был таким после того, как ему приходилось иметь дела с «белками». То ли злился, то ли нервничал, то ли делал это одновременно, но никогда ничего не говорил. А между тем из раза в раз снова имел с ними дело.

Карина и Ани терпели, понимая, что по-другому никак. Что по крайней мере их не трогают, и они могут продолжать жить.

Ани зашла в дом с деревянной бадьёй под мышкой. До этого она развешивала бельё на улице.

Женщина окинула работающих эльфов взглядом, опустила бадью в угол.

– Корнелька сегодня разродится?

– Да, – сухо ответил эльф. Помолчал несколько секунд, потом обернулся к Ани и сказал уже своим обычным голосом:

– Вацлав мне все мозги выел, чтобы роды принимала женщина. При чём знающая женщина, с опытом. Но чтобы и я присутствовал – на всякий случай.

Каетан вычерпал кашицу, которая получилась из ягод, в маленький котелок.

– Не знаю, на кой d’yeabl им я, учитывая, что я даже не знахарь…

– Я схожу с тобой, – улыбнулась Ани. Подошла к травнику сзади, обняла его и звонко поцеловала в щёку.

– Постойте-ка, – нахмурилась Карина, смахивая мелко порезанный роголистник в тот же котелок. – Вас что, обоих не будет на ужине?

Ани поджала губы. Она совсем забыла.

– Не то, чтобы я хотел сидеть за столом с этим d’hoine.

Ани ущипнула его. Эльф сделал вид, что не почувствовал.

– Мы будем до тех пор, пока не понадобимся Корнельке, – сказала женщина. – Предлагаю сесть раньше, как только он приедет, а потом мы оставим вас двоих.

Каетан прочистил горло, но ничего не сказал. Ани отпустила его и, проходя мимо, нежно провела рукой по плечу Карины. Ей стоило немалых сил сейчас не начать заново вчерашний скандал.

Солнце клонилось к закату, когда за окном послышалось конское ржание и несколько громких мужских голосов.

Карина нехотя оторвалась от лютни, которую мучала уже довольно долго. Пальцы отчего-то не слушались, и даже самая простая мелодия, услышанная у пастушка, выходила коряво и не в такт.

В дверь настойчиво постучали.

Эльфка встала, рефлекторным движением проверила, висит ли на поясе кинжал. Его там не оказалось, но делать что-либо было уже поздно – дверь отворилась, и внутрь дома зашли двое мужчин.

Оба – очень высоки, широки в плечах, с выбритыми головами, на которых оставлены только чубы: у одного огненно-рыжий, у второго – светло каштановый; оба в дорогих кунтушах, перепоясанных кушаками, в высоких охотничьих сапогах. Они смотрели на неё двумя парами зелёных глаз, и, несмотря на первичное внешнее сходство, были абсолютно разными.

При виде рыжего в груди у Карины разлилось знакомое тепло, ей тут же захотелось подойти к нему поближе, хотя бы прикоснуться к выточенной ветром скуле, провести пальцами по жуткому шраму на черепе.

– Ольгерд? – вырвалось у неё.

Фон Эверек-старший в ответ по-лисьи улыбнулся, сам подошёл к эльфке и бережно обнял её, будто она была фарфоровой. Поцеловал её в макушку, сказал так тихо, чтобы слышала только она:

– Я тоже скучал, пташка.

По щекам Карины потекли слёзы. Она уже не помнила почему, не могла точно сказать. Ольгерда не было рядом всего пару седьмиц, но казалось, что целую вечность. Что в последний раз её называли «пташкой», как называл её только он, и вовсе несколько вечностей тому назад. Но зато её обнимали сильные, родные руки, а любимый, обычно громкий и резкий голос только для неё сейчас был тих и ласков, повторял бесчисленное количество раз какую-то бессмыслицу из разряда «тихо, я здесь».

Она знала, что он здесь. Как никто другой знала.

И была правда счастлива.

Второй гость, имевший более грубые и крупные черты лица, громко смеялся, и когда ему наконец наскучило, а приветствие этих двоих подзатянулось, громко, со вкусом прокашлялся.

Ольгред отступил от Карины на шаг.