Игра Канарейки (СИ)

Канарейка попыталась смыться, но краснолюд дёрнул её за руку и потащил к толпе, собравшейся вокруг соперников. Пьяные и полупьяные гости кричали и размахивали кулаками в воздухе, воодушевлённые единственным по-настоящему весёлым событием этой свадьбы. Даже краснолюд, следивший за Канарейкой, поддался чувствам, протяжно завыл и отвлёкся на драку. Эльфка аккуратно растолкала кметов, пытаясь выбраться наружу. Вдруг она почувствовала, что кто-то схватил её за руку, дёрнулась и потянулась к кинжалу. Сильная рука вытащила её из толпы.

– Даже будучи простой женой торговца, устраиваешь вокруг ажиотаж?

– Ольгерд, – выдохнула Канарейка.

Атаман взглянул на толпу, улыбнулся одними губами и быстро зашагал в сторону, чтобы не быть замеченным Витольдом.

Эльфка догнала его.

– Ты точно не хочешь с ним поговорить?

Ольгерд замер на месте, не поворачиваясь к Канарейке лицом, сказал не своим голосом:

– О чём я могу говорить с ведьмаком?

Канарейка схватила его за край куртки, когда он собрался идти дальше.

– Не с ведьмаком. С братом.

Ольгерд обернулся к ней. На его лице была жуткая смесь гнева и скорби.

– Я только что видел здесь того, кого не должно быть. Того, из-за кого всё это случилось.

Атаман выдохнул, стал с прежним безразличием наблюдать за расходящейся после драки толпой.

– Ольгерд… – У Канарейки в горле застрял ком, отчего-то защипало в носу. Эмоции вдруг взяли над нею верх, она вспомнила скоя’таэля с изуродованным ненавистью и багровым шрамом лицом. Когда-то одним движением руки он отнял у неё слишком многое. Его тоже не должно было быть.

– Ты видел убийцу своего брата?

Ольгерд посмотрел на Канарейку холодно.

– Интересно, почему бы я ответил на этот вопрос тебе?

Эльфка нахмурилась, скрестила руки на груди.

– Я же не спросила ничего личного или секретного. Да или нет.

Ольгерд покачал головой:

– Ты спросила то, о чём я не хочу вспоминать. Певице стоило бы меня понять.

Атаман сказал это спокойно и почти тепло, глядя Канарейке в глаза.

Он не сказал «убийца».

А ещё вчера, например, не упустил бы возможность лишний раз выказать эльфке презрение к её профессии.

За Ольгердом Канарейка зашагала в корчму. Они сели за стол, пышная румяная официантка принесла пиво в двух больших глиняных чарках.

– Что это были за «братья»? – спросила эльфка, осторожно принюхиваясь к напитку.

Атаман вовсе не стал трогать откровенно дешёвое пойло, только взглянул на него с презрением.

– Я дал им на троих сто крон, – небрежно сказал Ольгерд.

– О, так «Кабаны» теперь не бездомные погорельцы? Скоро перестанете доводить до нервного срыва беднягу Бьорна?

– Деньги есть, скоро уйдём. – Атаман ухмыльнулся. – Мы дворянские дети, не всё же нам по корчмам околачиваться.

«Дворянские дети», да. Канарейка сжала кулаки. Совершенно очевидно, что никто не собирается брать её с собой. Да и зачем? С самого начала её привели к Ольгерду, чтобы она разобралась с офирским принцем. Когда проблема была решена, их втречу в «Алхимии» можно было назвать закономерной. В Оксенфурте вообще было всего несколько таверн, а расквартировывают всякую шпану и сброд только там. Когда свадьба закончится, все её дела с Ольгердом можно будет считать законченными, а долги – отданными. И всё? Денег и заказов нет, нужно что-то решать и куда-то идти.

Если торговец зеркалами её отпустит.

На сцену забралась худенькая женщина в разноцветной нелепой одежде. Кто-то протянул ей лютню, бард поправила перо на лиловой шапочке и провела рукой по струнам. Канарейку чуть наизнанку не вывернуло. Ольгерд повернулся к сцене на мгновение, но почти сразу предпочёл созерцание чарки с пивом.

– Ужас какой, – сквозь зубы проговорила Канарейка.

– Ну да. Слышала, говорят, сейчас в Оксенфурт приехала одна певица… – Негромко и медленно проговорил Ольгерд, ухмыляясь. – Не могу только припомнить, как же её зовут, вроде, какая-то пташка.

Эльфка прыснула и беззвучно рассмеялась.

– Весело? – улыбнулся атаман. А глаза его снова ничего не выражали. Канарейку это не пугало и не расстраивало – она-то никогда не видела своих глаз, когда улыбалась кому-то. Ей как-то сказали, что если у эльфа нет гордости народа Aen Seidhe в глазах, то к ста годам у него ничего не останется. Какое-то время Канарейка верила этим словам – этой самой гордости у неё не было, а если бы была, то к ста годам только она и осталась бы. Сейчас же Канарейка думала, что это не имеет значения.

– А я слышал, что поёт очень даже неплохо.

– Неплохо? – Эльфка картинно скрестила руки на груди и сделала вид, будто страшно оскорблена. Нормальный, почти человеческий разговор с атаманом, да будь это даже простой обмен колкостями, доставлял ей удовольствие. И не только потому, что это был именно Ольгерд фон Эверек. Но и потому что она уже давно не сидела с кем-то за столом вот так, не притрагиваясь к дешёвому пиву и слушая бесталанную певицу. Канарейка находила в этом какую-то особенную прелесть.