Игра Канарейки (СИ)

Нога наконец не болела, об остальном, как сказала чародейка, можно было не беспокоиться. Наверное, кроме облегчения Канарейка чувствовала даже какую-то скорбь или одиночество, но она ни за что не призналась бы в этом даже самой себе.

Клотильда так старалась, что у эльфки возникло непреодолимое желание заплатить ей всеми деньгами, что имелись при себе. Чародейка вежливо отказалась, назвала цену и не взяла ни кроной больше. Канарейка всё равно незаметно бросила горсть монет на тумбочку, так, на всякий случай, будто подкупая судьбу. К тому же для беглого скоя’таэля и магички не может быть лишних денег. Канарейке хотелось, чтобы у этих двоих всё сложилось хорошо, и уставший от смертей и борьбы эльф пробыл в компании своей dh’oine как можно дольше. Дольше, чем всегда отпускала судьба самой эльфке. Канарейка тепло попрощалась с Клотильдой и вышла за дверь.

В коридоре, прислонившись к стене и сдвинув зелёный колпачок на глаза, её ждал Биттергельд.

– А теперь ты всё мне расскажешь.

Рассказывать ничего не хотелось, но этот носатый пройдоха при желании и душу вытрясет.

– Тебя не было в Новиграде с середины Бирке. Дала знать о себе один раз, когда послала письмо Элихалю. Принесли его какие-то громилы, а в самом письме ты просила отправить тебе с ними два костюма. Во что ты вляпалась, Карина?

Канарейка выдохнула.

– Пойдём в комнату, Бит. Расскажу, что могу.

Гном сидел на перине, спиной прислонившись к стене, внимательно слушал и следил глазами за метающейся по комнате эльфкой.

Она рассказала ему предельно честно, как было, всё, что не касалось Гюнтера О’Дима. Сказала, что контракт взяла сама, с дуру, на свадьбу потащилась потому, что атаман внезапно оказался ей интересен, а на кражу напросилась сама. Не забыла об Ордене Пылающей Розы, о своём спасении и даже о чувствах к Ольгерду.

Канарейка старалась говорить правду Биттергельду, но не хотела впутывать его в историю с Человеком-Зеркало. Каждый, кто о нём узнавал, так или иначе вляпывался во всё, что происходило вокруг него.

– И что тот нильф? – спросил гном после долгого молчания. – Ты вырезала ему глаза?

– Нильф? – спросила Канарейка. Она ждала от Биттергельда несколько иных вопросов после рассказанной ею истории.

– Который открыл за тобой охоту. Если он сумел натравить на тебя целый Орден, просто так он не отъебётся.

– Двадцать калек под фисштехом, а не целый Орден, – отмахнулась эльфка.

– И что, ты не хочешь вернуть ему должок?

Канарейка замерла. Она хотела, чего тут скрывать. Она опустила взгляд на руки, нервно теребящие край рубахи.

– Карина, – голос гнома смягчился. – Если ты знаешь, как его зовут, я могу посмотреть в банковских книгах учёта. Только скажи, как его зовут, и в каком он городе.

– Я не знаю…

Канарейка замерла на несколько секунд, потом вдруг бросилась к вещевому мешку и достала замусоленное письмо. То самое, что она нашла в кармане одного из рыцарей, поджидавших её возле хижины травника.

Как они вообще узнали, что она туда придёт?

Эльфка развернула письмо, плюхнулась на перину рядом с гномом и сунула клочок бумаги ему под нос. Тот взглянул на руны, развёл руками:

– Я вашей эльфской тарабарщины не различаю.

– Это не Старшая Речь. Не совсем. Нильфгаардский диалект.

Биттергельд прыснул.

– Милая, я погряз в простом Общем языке. Свой-то еле помню, в Махакам с такими знаниями бы не сунулся. А ты мне говоришь про язык «чёрных». Срал я на их язык!

Да и Канарейка бы – с удовольствием. Но комментарий она проглотила, ещё раз внимательно и натужно перечитала письмо про себя.

– Ну, если кратко… Это письмо от того, кто платит Ордену. Он их подгоняет, говорит, что ночью пятого дня Блатхе я покажусь у хижины низушка-травника в лесах Оксенфурта.

– Откуда он мог это знать?

– Да ниоткуда! – воскликнула Канарейка. – Я согласилась на это утром пятого дня, в комнате были только ведьмак, атаман и медичка!

Биттергельд прищурился, провёл рукой по подбородку, но ничего не сказал. Краткий рассказ эльфки представил ему медичку милой и наивной девушкой, ведьмака – раздражённой жертвой обстоятельств, а Ольгерда фон Эверека – настоящим безумным психом с дьявольским огнём в глазах и неиссякаемой любовью к игре с чужими судьбами. Естественно, все подозрения гнома сразу же пали на него. Только Канарейка, похоже, была как-то ненормально привязана к атаману, и даже выскажи Биттергельд ей свои подозрения, она отказалась бы замечать это бревно в глазу.

– Ещё он пишет взять меня невредимой и срочно доставить в деревушку под стенами Новиграда. Будет ждать там два дня, а потом уедет. Подписано – «С. Т.».

– Он – нильф. То есть зовут его С-как-то там аэп Т-что-то там. Знаешь кого-нибудь с таким именем?

– Не уверена, – протянула Канарейка. – Последний «чёрный», которого я встречала, пытался дать мне заказ, за версту несущий политикой. Я довольно грубо отказалась… Но вот хоть убей, как он представлялся, не помню… Септимус, Теимус…

Биттергельд шумно выдохнул, снял свой колпачок и заправил письмо заказчика в специальный кармашек.