Игра Канарейки (СИ)

Канарейка отсчитала монеты и высыпала их на стол. Хозяйка показала им самую убогую и маленькую комнату в пристройке. И Биттергельд бы снова закатил скандал, но устал настолько, что, как только голова его коснулась перины, он заснул.

Эльфка опустилась на другую перину. Нога снова болела, колено будто бы пульсировало. К тому же отчего-то разболелся живот и ныла от долгой езды верхом задница. У Канарейки было ощущение, что у неё сейчас нет частей тела, которые не болят. Хотелось спать, но боль мешала, эльфка думала об Ольгерде, прокручивала в голове его настойчивые поцелуи и пыталась найти ответ на вопрос – делал ли он всё это только для того, чтобы убедиться в её сговоре с О’Димом?

На улице громко разговаривали кметы, из корчмы доносился стук кружек и посуды, пахло дымом и горелым. Ещё с час помучав себя мыслями и догадками, Канарейка всё-таки заснула.

Комментарий к XXIV. Хамелеон

приоткрываю занавес тайны и снова ухожу от каноничного сюжета в глухие дебри :)

========== XXV. Распутье ==========

Любовь смеётся над рассудком. И в этом её притягательная сила и прелесть.

Фрингилья Виго

Спала Канарейка беспокойно, то и дело просыпалась, ворочалась и комкала расстеленный под собой плащ. В конце концов ей надоело, она встала и подошла к окну. Уже вечерело, воздух стал по-вечернему прохладным и мягким.

Биттергельд ещё спал.

Хотелось или напиться, или разрыдаться. Эльфка всё никак не могла выбрать между этими двумя удовольствиями, в итоге взяла лютню и направилась к корчме.

Народу было немного. В дальнем углу сидели друг на против друга и негромко о чём-то говорили мужчина и женщина в капюшонах, двое кметов перебрасывались костями, методично напивался возле стойки усатый татуированный детина, а хозяйка в центре зала возила по полу веником.

Не самая благодарная публика. И всё равно. Денег было в достатке, просто хотелось петь.

Канарейка остановилась посредине зала, прислонилась к столбу и провела по струнам лютни. Лёгкая неторопливая мелодия сорвалась из-под её пальцев, всё в корчме внезапно утихло и прислушалось к звукам, которые были здесь непривычны и редки. Как можно было понять из названия, «На распутье» находилась на пересечении нескольких оживлённых трактов, ведущих к столицам. Все путники были смертельно уставшими и нуждались только в ночлеге и харчах – чтобы утром снова отправиться в путь. Музыки никто не жаждал.

И плевать.

Канарейка запела:

Закат раскинулся крестом поверх долин вершины грёз;

Ты травы завязал узлом и вплёл в них прядь моих волос.

Ты слал в чужие сны то сумасшедшее видение страны,

Где дни светлы от света звёзд.

Мужчина режущим жестом закончил разговор со своей собеседницей, развернулся на лавке к Канарейке. Он откинул капюшон и плотоядно улыбнулся.

Эльф. На месте его правого глаза зияла пустая глазница, рассечённая чёрным уродливым шрамом.

Канарейка играла, смотрела на эльфа с красивыми прямыми чертами лица, обтёсанными ветром.

Господином Горных Дорог назову тебя;

Кто сказал, что холоден снег?

Перевал пройду и порог, перепутие,

Перекрестье каменных рек.

Эльф потянулся за пазуху за чем-то, на его шее мелькнула скоя’таэльская татуировка. Он достал изящную и вообще как-то не вяжущуюся с его внешним видом флейту, стал деликатно и негромко подыгрывать.

Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово “страх”.

О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие в горах,

Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой

На грани ясного утра?

Спутница эльфа, женщина, тоже опустила капюшон. Она обладала какой-то странной угловатой красотой, обычно свойственной эльфским чародейкам. Но она была человеком, а человеческая магичка обязательно исправила бы в себе недостатки внешности, как, например, крупноватый нос и шрам на шее.

Господином Горных Дорог назову тебя, облака

Кружат стаей перед грозой.

Наша кровь уходит в песок, позабудь её, и она

Прорастёт тугою лозой.

Эльф окончательно втянулся в ритм и мотив, играл с явно читающимся удовольствием, черты его лица словно сгладились и стали мягче. Губы растянулись в полуулыбке. Его спутница смотрела на эльфа с нежностью, которая каким-то куполом обволакивала их обоих.

Канарейке даже стало завидно. Было видно, что эти двое прошли через многое и теперь словно остались на тихой поляне посреди леса. Хотела бы Канарейка найти такую поляну для себя.

Я хотела остаться с тобой,

Я уже успела посметь.

Пахнет снегом прозрачная боль –

То ли даль, то ли высь, то ли смерть…

Канарейка закончила играть, заглушила струны. Эльф снова ощетинился, как будто издевательски два раза хлопнул в ладоши, положил флейту на стол перед собой и глотнул из фляги.

Канарейка стала просто наигрывать разные мелодии. Она так отдыхала. Одноглазый эльф и его спутница переговаривались о чём-то, иногда бросали на певицу быстрые взгляды, словно они были с ней знакомы, но всё никак не решались заговорить.