Игра Канарейки (СИ)

Ему, конечно, было, что сказать. Но преимущественно матом. Это не то, что нужно услышать в утешение.

Канарейка думала, что наконец сбежала. Пыталась себя убедить в этом. Наделялась, что всё провалилось, ничего не восстановить и не вернуть. Но чувство, что она как в том сне летит на острые камни из окна высокой башни, не оставлял её.

Она не могла знать, что всё шло как раз по плану Гюнтера О’Дима, простого торговца зеркалами.

Комментарий к XXIII. Окончание

мы тут с моей замечательной бетой ускакали вперёд главы на три, поэтому, так и быть, выложу эту пораньше:)

всем тлен и обломинго

========== XXIV. Хамелеон ==========

Зло перестало быть хаотичным. Перестало быть слепой и стихийной силой…

Сегодня Зло правит законами – ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии

с заключёнными мирными договорами, поскольку о нём, Зле, подумали, заключая эти договоры.

Геральт из Ривии

Было это, кажется, в месяц Бирке того года. Канарейка толком и не помнила этого вечера, потому что обильно заливала свою очередную сердечную драму краснолюдским спиртом. Драма, впрочем, была весьма посредственной, не имела ни средних, ни даже малых масштабов, а просто служила поводом для качественной пьянки. В Новиграде в то время была только одна корчма, в которой на нелюдей не косились с опаской и презрением и прямо за стойкой не грозили сдать страже.

«Хамелеон».

Напротив Канарейки сидел её недавний знакомец – мужчина со смоляными глазами и какой-то жутковатой холодной улыбкой.

Пару месяцев назад эльфка ехала ночью по тракту в сторону Новиграда и заметила неподвижную фигуру на обочине. Мужчина оказался вежлив, галантно попросил взять его с собой, мол, его лошадь и все пожитки украли. Канарейка согласилась.

Попутчик оказался немного странным. Иногда он вычурно говорил с незнакомым лающим акцентом, доставал откуда-то еду и мог целые дни проводить в седле. Эльфка решила для себя, что он – неумело скрывающийся чародей, и почувствовала к нему солидарность: в то время как раз в разгаре были гонения Радовида Свирепого, магики и нелюди украшали большинство частоколов в округе.

Он оказался умным, хоть и немного чудным, собеседником, знал много историй и был полезен в пути. Вместе они путешествовали с месяц, потом Канарейке предложили чрезвычайно выгодный контракт, и ей пришлось сбросить своего спутника с хвоста.

Снова они встретились только в середине Бирке, за одним из столиков в недавно открывшемся «Хамелеоне».

– Что, Грегор, как жизнь?

– Гюнтер, – терпеливо поправил мужчина.

– Да, точно. – Канарейка сделала обильный глоток прямо из бутылки. – Как твои зеркала, продаются?

– Сейчас не сезон, – проговорил Гюнтер, сложил голову на руки и чему-то улыбнулся.

– Ясно… – Канарейка повела головой, её взгляд на несколько секунд провалился в пространство перед собой. Она была как раз в том состоянии, в котором ты ещё способен почти связно и очень много говорить, но уже не вполне контролируешь своё тело.

Эльфка наклонилась вперёд, глотнула ещё, доверительно зашептала мужчине:

– Вот, Грегор, знаешь ли ты, почему я сейчас так надираюсь?

Гюнтер качнул головой.

В «Хамелеон» зашла девушка с пепельными полосами и уродливым шрамом на щеке . Рыжий краснолюд, сидевший у стойки, спрыгнул с табурета и повёл гостью на второй этаж, оглядываясь и негромко что-то говоря.

Гюнтер проводил их взглядом, вернулся к Канарейке.

– Не знаю.

– Всё ты, чёрт, знаешь…

Господин Зеркало выпрямился, внимательно посмотрел на эльфку.

Канарейка несколько минут молчала, задумчиво разглядывала музыканта, натужно колотящего по струнам. Очень странно, но при такой манере игры у него всё равно получалась очень даже пристойная, красивая мелодия. Вообще, народ здесь был не по временам беспечен и приветлив, словно бы не наседали сейчас на Новиград с одной стороны нильфы, а с другой – горстка выживших в бойне бешеных северных королей. Которые и между собой при этом не забыли перегрызться.

– Никогда, – вдруг сказала Канарейка. – Никогда не спи с «белками» .

Гюнтер с почти дружеским участием слушал её исповедь.

– Вот вроде зовутся белками, а мрут как мухи. Так и назвались бы мухами. Жужжат что-то о свободе, заразу всякую разносят… Вот он даже не рядовым был. Командиром. Смеялся над смертью, говорил, что бессмертный. В первую нашу встречу даже прово… провоци… это… вал. Чтобы я напала. Ты слушаешь, Грегор?

– Слушаю.

– А я ведь что. Любила я его что ли? Утром сегодня один из его отряда догнал, сказал, что вот, под таким деревом он теперь навсегда лежит. А я всё сижу тут. Пью. Вот пила бы я, если любила бы?

Гюнтер едва заметно улыбнулся, наклонил голову. Хотел что-то сказать, но Канарейка остановила его жестом:

– А я скажу. Нет. Я бы сейчас со всех ног к тому дереву летела. А я тут. Уже даже и не помню, какой он по счёту…

Эльфка легла на руки, сложенные на столе, почти мечтательно протянула:

– А так хорошо было бы наконец влюбиться. Знаешь, так, чтоб истинная любовь, как в сказках. В кого-то умного, сильного и не такого смертного…

Человек-Зеркало сцепил пальцы в замок, положил на них подбородок.

– Я ведь иногда исполняю желания.