Игра Канарейки (СИ)

Канарейка тоже попыталась соскользнуть со стола, но Ольгерд остановил её жестом, почти что попросил:

– Подожди меня здесь.

Эльфка как болванчик кивнула головой, проводила взглядом уставшую ссутуленную спину ведьмака и словно высеченную из мрамора, прямую – атамана.

Комната Ольгерда не сильно отличалась от её собственной. Это, конечно, было неудивительно, учитывая, что комнаты в «Алхимии» отличались друг от друга только видами из окна, а жили они здесь не так уж долго.

Сначала она пыталась развлечь себя разглядыванием древесного рисунка на столешнице, убеждая себя, что лазить по чужим вещам неприлично, но, когда ей наскучило, всё же спрыгнула со стола. Её внимание уже несколько минут приковывали те самые книги в мягких обложках, которые Ольгерд всучил ей во время спасения из горящей усадьбы Гарин. Ещё пару дней книги были у неё, но она так и не посмотрела, что внутри. Атаман, принимая их обратно, спросил, открывала ли она их. И удовлетворённо кивнул, узнав, что нет. Этим он и разжёг любопытство Канарейки.

Она подошла к комоду, на котором стопкой лежали книги. Замерла, прислушалась. На втором этаже «Алхимии» была мёртвая тишина.

Самая верхняя оказалась толстой тетрадью с небольшими акварельными зарисовками. На одной странице было чистое синее озеро с прозрачной водой и пушистыми пышными зарослями камыша у берегов. Возле кромки воды карандашом или углём был набросан силуэт мужчины, спокойного и строгого, опустившего глаза в книгу.

Канарейка листала блокнот, на несколько минут задерживаясь на каждом развороте. Все листы были заполнены, часто встречались портреты Ольгерда – улыбающегося, игриво наклонившего голову, читающего или сжимающего в руке свою карабелу. Это был Ольгерд, точно он, но что-то в нём было совсем другое, может быть, мягкое и тёплое, и дело было совсем не в бесталанности художника. Даже наоборот.

На последнем форзаце стояли две витиеватые буквы, которые Канарейка не могла разобрать, а рядом более понятно – «Ирис».

Эльфка резко захлопнула блокнот.

Это не её дело.

Жена Ольгерда. Так ведь её звали, верно?

Вторая книжечка была распухшей от бумажек и конвертов, вложенных в неё. Очевидно, это были письма.

Канарейка не должна была.

Два разных почерка – один более витиеватый и растянутый, второй – мелкий и простой. Ворохи добрых, сладких и нежных слов этим убористым почерком. Слов, которые она даже никогда не могла представить сказанными голосом Ольгерда. И все эти слова, естественно, были адресованы не ей.

– Дочитывай, не стесняйся. Я подожду.

Канарейка повернулась к атаману. Он стоял на пороге, оперевшись о дверной косяк.

Делать вид, что она ничего не читала, или оправдываться было бесполезно. Канарейка решила использовать свой самый верный приём, который почти всегда обезоруживал собеседников. Наглость.

– Ну да, слог неплохой, – улыбнулась она. – Хотя ты иногда пропускаешь запятые.

– Ну ты же не убьёшь меня за это?

– Ты бессмертный.

– И правда.

Атаман прошёл в комнату к окну, а эльфка оставила письмо и направилась к столу.

– Уезжай сегодня, – сухо сказал Ольгерд.

Канарейка нахмурилась, запрыгнула на стол. Она помнила. Он уже говорил ей это точно так же, в том сне, приснившемся ей под Янтрами.

– Да, я скоро поеду.

Тяжело было себе в этом признаться, но ей просто хотелось ещё немного побыть в обществе атамана. Помолчать или посидеть за столом с кружкой вина и комом невысказанных слов в горле. Канарейка уже даже не то чтобы привыкла к этому. Она полюбила.

Атаман подошёл к столу, взял с него трубку и принялся набивать её. Его успокаивали привычные выверенные годами движения – курить ему не очень-то и нравилось. Наверное, это уже была просто привычка. Очень многое в жизни Ольгерда сейчас делалось по привычке. А в последнее подозрительно короткое время ещё одной привычкой для него стала эта эльфка с юным разукрашенным шрамами лицом и мудрыми печальными глазами.

Ольгерд думал, что они, в общем-то, во многом похожи.

Кроме одного.

– Ну я же не могу тебе этого не сказать, – вдруг начала Канарейка.

Ольгерд уже набил трубку и теперь держал её в руках подожжённой, не затягивался.

Канарейка взглянула на него, протянула руку. Атаман подошёл, отдал, эльфке свою трубку и вернулся на место в противоположном углу комнаты. Словно хотел держаться от неё как можно дальше.

Канарейка нервно затянулась, чуть не раскашлялась. Этот запах. Ольгерд очень часто пахнет именно так.

– Я вообще в тебе очень сильно разочаруюсь, если ты ещё не знаешь, – продолжила эльфка. – Уже даже Геральт умудрился заметить.

У Канарейки было чувство, словно она снова маленькая неуверенная девчушка, которую если что всегда защитит суровый и молчаливый отец. Слова давались ей тяжело.

Какая глупость.

Ольгерду же не хватало цинизма назвать это глупостью. Всё было яснее дня, и нужно было что-то сказать. Просто чтобы слова не прозвучали. Не обрели вещественности. Ему не хотелось, чтобы Канарейке было больно.

Но он молчал.

– Шельма… Ольгерд, я ведь влюбилась в тебя по уши.

Комментарий к XXII. Начало

я тут внезапно вспомнила, что пишу гет, а не джен :D

========== XXIII. Окончание ==========