Игра Канарейки (СИ)

– Иди уже, beanna*, – выдохнул Каетан.

– Я-то пойду, hen, – Ани игриво наклонила голову, прислонившись к дверному косяку. Эльф даже немого удивился её внезапному знанию Старшей речи.

К вечеру вернулась Карина, они разожгли огонь в небольшом очаге с треснувшим дымоходом, поставили греться похлёбку. Эльфка сидела на лавке и маялась с лютней, пыталась наиграть простенькую мелодию, которую слышала утром от пастуха. Каетан читал что-то, впрочем, без особого интереса, больше наслаждаясь спокойствием и мыслью о том, что он наконец сбежал. Спасся и смог спасти девочку.

В дверь постучали. Так поздно никто не ходит к травнику.

Эльфы быстро переглянулись, Карина схватила со стола нож, воткнула его за пояс охотничьих штанов, спряталась за камином. Каетан вытащил из-под складок одежд гвихир, медленно и беззвучно подошёл к двери, отворил её. В дом вбежала кошка, громко мяукнула и спряталась в углу. За ней в дом зашла Ани, улыбнулась Каетану.

– Ты мне толком не объяснил, как заваривать эту твою траву, милсдарь травник.

Карина вышла из-за очага, взглянула на девушку, хмуро спросила Каетана:

– Qued seo а esseath?

– Karina, si aeved sinn, mire.

– Что вы, слова не понимаю на вашем тарабарском! – Ани заперла дверь и села на лавку. Эльфы остались рассеяно стоять, сжимая в руках оружие.

А дальше как-то так получилось, что Каетан неохотно и будто небрежно, но помог непутёвой dh’oine с её чаем и даже налил ей в миску похлёбки. Карина смотрела на девушку из угла диким зверем, на всякий случай не расставалась с ножом. А старый эльф даже как-то растрогался, потеплел к этой Ани и вёл с ней ленивый разговор о политике, работе и урожае – то есть, ни о чём.

И вскоре Ани стала приходить к ним каждый вечер, всегда – с кошкой, садилась за стол, пила отвар, болтала ногами и трепала свою роскошную косу. У девушки были большие миндалевидные карие глаза, не по-человечески острые скулы. Каетан стал подозревать в ней эльфскую кровь. Может быть, он просто пытался успокоить себя этим, но было ли это на самом деле так важно?

Утопцы её подери, ей же было всего двадцать! Уже даже Карине, которую он считал ребёнком, было на десяток больше. А ему самому перевалило за двести семьдесят. Это даже не вечность в понимании человека, это несколько вечностей.

Но эльфу с ней было просто. Её не надо было воспитывать, ей было плевать на форму его ушей и отсутствие руки, на прошлое и шрамы на теле и сердце. Она не трогала их, не задавала никаких вопросов, и однажды то, что она приходит по вечерам, готовит ужин, говорит невпопад, пытается сблизиться с дикой Кариной и гладит свою глупую плешивую кошку, стало нормальным.

Карина совсем не хотела об этом думать, но судя по всему общение Каетана и Ани не ограничивалось вечерними посиделками за столом. Эльфка очень резко относилась к этому. Как же – Каетан, которого ей впору было считать отцом, который вырастил её и дважды спасал от мерзких dh’oine, сам притащил одну из них в дом. А теперь будто случайно приобнимал её, ставя на стол чашку с отваром, нежно касался губами кончиков её пальцев, прощаясь, и даже терпел её дурную кошку.

Ещё через год, когда всё стало совсем очевидно, Каетану всё-таки пришлось рассказать обо всём Карине. Он сделал это как обычно, в своей строго-отрешённой манере, закрывая глаза на то, как эльфка бесится от этого, сжимает кулаки и отводит взгляд.

– Карина. – Каетан взял девушку за руку, заглянул прямо в глаза. – Это не просто dh’oine, пойми меня. Она мне важна.

– Она сдохнет через сорок лет, – буркнула эльфка.

Каетан ухмыльнулся.

– Как и я.

Карина нахмурилась.

– Я был стар уже когда тебя привели ко мне. Очень стар. Сейчас мне двести семьдесят восемь, если я не сбился со счёта. Никто не вечен.

– Я знаю.

– Тогда забудь о форме её ушей. Помни только то, что она значит для меня.

Карина попробовала. Ей было ужасно тяжело. Не то, чтобы она испытывала к Ани какую-то личную неприязнь, но та напоминала ей о холодном ужасе первых десяти лет жизни. О матери, пригвождённой к стволу дерева, о кмете, избившем её в деревне под Вызимой, о «друге», который изнасиловал её. Это всё было так вязко, липко и мерзко, но мгновенно отступало, стоило Карине увидеть, как Каетан смотрит на Ани. Карина смогла полюбить Ани, потому что любила Каетана.

Кажется, теперь они зажили счастливо. Должны были. Но иногда старого эльфа выбивало из неторопливого течения жизни, он оглядывался вокруг, словно загнанный в ловушку зверь, понимающий, что хищник давно ведёт за ним охоту.

Каетан продолжал учить Карину обращаться с оружием. Они никогда не говорили этого вслух, но знали – чтобы она могла сама за себя постоять, когда эльфа не станет.

В 1180 году, когда Ани уже начинала стареть, а Карина только перестала по эльфским меркам считаться ребёнком, случилось неминуемое. В Вересковку пришёл скоя’таэльский отряд. Они не грабили, не насиловали и почти никак себя не проявляли. Если не знать, как останавливаются и разбивают лагеря «белки», было невозможно узнать об их присутствии в окрестных лесах.

Каетан знал.