– Но я же прошу… Не надо мне помогать… – Голос Канарейки сорвался, осип, она не говорила – хрипела.
Гюнтер О’Дим улыбнулся, убрал руку с печати, провёл по волосам эльфки, заправил за ухо упавшую на лицо прядь.
– Я уже сделал тебе одолжение.
По щекам Канарейки стекали слёзы, но лицо её было серьёзным и напряжённым. Она не могла себе позволить дать слабину.
– Едь. Тебя ждёт ведьмак.
Но был ещё один участник этой передряги, который совсем её не ждал.
Сказать, что Биттергельд сильно удивился – ничего не сказать. Он лениво встал из-за стола, чрезмерно тепло для тех криков, которые слышались во время игры, попрощался со своим противником-краснолюдом, вышел за Канарейкой на улицу.
– Ты чего, птаха? – наконец спросил он, когда эльфка стала прилаживать к седлу дорожную сумку и лютню. – Бежала оттуда как угорелая, а сейчас хочешь воротиться?
– Я не всё тебе рассказала.
– Это я понял. – Гном скрестил руки на груди, прислонился спиной к бревну, подпирающему крышу.
– И сейчас действуют те… силы, о которых я тебе не могу сказать. Мне просто нужно вернуться и всё. По-другому нельзя.
– Ты знаешь, это охренеть как жутко слышать.
– Знаю.
Гном медленно обошёл столб кругом, обдумывая что-то, решительно заявил:
– Я еду с тобой.
– Тебе разве не надо работать?
– К утопцам работу. Ты же сейчас едешь к этому своему атаману?
Канарейка кивнула, нахмурившись.
– Тогда я точно еду с тобой.
Новая резиденция «кабанов» представляла собой небольшой двухэтажный деревянный дом с дырами в стенах и потолке, в которых зазывал ветер. Половицы скрипели под ногами; когда кто-то ходил по второму этажу, с потолка на первом сыпались пыль и песок. Зато эта «халупа», как её с лёгкой руки назвал фон Эверек, была окружена громадным садом. Уже несколько лет за ним никто не ухаживал, но атаман находил какую-то необъяснимую прелесть в том, чтобы ходить среди высыпавших из клумб маргариток и незабудок, вдоль забора, теперь больше похожего на стену из плюща, смотреть на треснувшие мраморные статуи, которые облюбовали птицы и мелкие сорняки. У одной статуи, девушки, сидевшей на короткой лавочке, на коленях собралась нанесённая ветром земля. Потом этот же ветер принёс туда семена какого-то маленького нежного дикого цветка, и тот застенчиво пророс у каменной девушки на коленях, склонив бутон вниз.
Ольгерд фон Эверек опустился на лавку рядом со статуей. Он думал о чём-то напряжённо, физически почти ощущая усталость от прогоняемых по кругу в тысячный раз одних и тех же мыслей.
Последнее облачко быстро скользило к горизонту, где только загорались первые розовые всполохи света. Звёзды были рассыпаны по небу, будто жемчуг по чёрной ткани. Ольгерд помнил, что у Ирис было такое платье, помнил, как не единожды снимал его с неё, как она каждый раз покрывалась румянцем и улыбалась ему смущённо. Но это теперь не имело никакого значения, не волновало душу атамана.
Сколько времени прошло? Тридцать? Сорок лет? Ирис окончательно стёрлась из его памяти. Вместо лица у неё было расплывчатое пятно, вместо голоса – шум в голове, вместо запаха – духота весенней ночи.
Атаман силился вспомнить момент, когда это случилось. Но, наверное, такого момента не было. Всё исчезало, стиралось медленно, текло, как болезнь, убивающая годами. И, кажется, давно пора было бы уже умереть от этой болезни, а он всё жил и жил, последний тяжёлый выдох, вырывающийся из горла вместе с хрипом и кровью, никак не мог закончиться.
Ольгерд опустил глаза на свои руки, будто удивился, обнаружив на них множество продольных и поперечных шрамов. «Кабаны»-то наверняка думают, что это отметины, полученные атаманом в славных боях. Им не стоит знать, что фон Эверек сам пускал себе кровь в надежде на то, что пытка жизнью наконец закончится.
Он устал. Чудовищно устал. И теперь даже если Гюнтер О’Дим сам придёт прямо сейчас и заберёт его душу, ему будет почти всё равно.
Атаман опустился на землю, спиной уперевшись о перекладину лавки. Он не спал уже несколько дней, глаза сохли, а тело ломило. Это были единственные побочные эффекты отсутствия сна. Но и они были неприятны.
Ольгерд прикрыл веки. В нескольких шагах справа в траве настойчиво стрекотал кузнечик. Хлопая крыльями, из кустов позади вылетело несколько птиц. Послышалось шуршание гравия под ногами.
Атаман не стал открывать глаза. На миг у него появилась надежда, что этот пришелец сейчас проткнёт его каким-нибудь древним мечом, способным убить даже бессмертного.
Шаги стихли – пришедший остановился напротив Ольгерда.
– Кто бы знал, что атаман «кабанов» – такая романтичная натура.
Ольгерд вздрогнул от неожиданности, даже открыл глаза. Он не думал, что она вернётся. Она не должна была.
– А все убийцы такие навязчивые? – спросил атаман в тон ей.
Она прыснула, кокетливо наклонила голову:
– Ну, вы, бессмертные, представляете для нас особый интерес.
Было страшно. И одновременно смешно от того, что страшно.
Канарейка желала увидеть его и боялась его реакции.
Ольгерд не представлял, что все мысли мгновенно отступят, растворятся, что он про себя отметит, что ждал её возвращения.
========== XXIX. Ответ ==========