Игра Канарейки (СИ)

Жизнь отличается от банковского дела тем, что ей знакомы долги,

которые можно заплатить, только задолжав другим.

Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой

Биттергельд стоял в стороне, возле самого входа в сад и наблюдал за Кариной. Она говорила спокойно, но её лицо то и дело расцветало улыбкой, эльфка всплёскивала руками, внезапно серьёзнела и наклоняла голову, внимательно слушая ответ. Её собеседник сидел на земле в густой тени у ног осыпающейся статуи, отвечал тихо и почти не двигался.

Должно быть, это и был тот самый атаман, который захватил мысли и существо Карины. Биттергельду очень хотелось посмотреть на него, пнуть или плюнуть в лицо, пока есть возможность – заранее , так сказать. Он слишком хорошо знал, чем заканчиваются для Канарейки подобные истории. Кроме всего прочего этот фон Эверек был человеком, что совсем не играло ему на пользу.

Наконец атаман встал с земли, небрежно отряхнул полу кунтуша. Что-то коротко сказал эльфке и направился к небольшому дому, вокруг которого и разросся этот странный и чудесный сад. Канарейка махнула рукой Биттергельду, он поплёлся за ними.

Эльфка рассказала Ольгерду про «одолжение» для О’Дима, про то, что теперь она должна вместе с ведьмаком исполнить его третье желание. Атаман сухо сказал, что его невозможно исполнить и позвал Канарейку в дом.

Ольгерд не мог понять, зачем Гюнтер затеял эту игру. Чего он добивался? Как так складывалось, что Канарейка всё никак не могла уехать, что она всё время возвращалась?

Атаман сам прогнал её. Прогнал, только увидев на ней печать О’Дима. А стоило бы ещё раньше – когда она только стала заикаться о своих чувствах к нему. У Ольгерда в груди застыло каменное сердце. Он никогда не сможет ответить на её любовь, вернуть ей и половину того, что она испытывает к нему. Он говорил ей, она это знала, но стоило ли рассчитывать на голову, забитую любовью? Он и сам, помнится, наделал бед только с любовью в башке.

Ольгерд не хотел делать Канарейке больно. Теперь, когда эта мысль сформировалась в его мозгу, он скривился. Ужасно патетично, жутко и жалко одновременно. Как и всё, что происходило в его жизни последние полсотни лет.

Атаман приоткрыл дверь: изнутри на него тут же обрушился перегар, дым, запах дешёвого табака и крики «кабанов». Канарейка несмело заглянула внутрь через плечо Ольгерда. Послышался нестройный радостный возглас вольной реданской компании, которая, конечно, уже была в курсе всего.

Атаман плыл через зал, глядя перед собой. «Кабаны» невольно утихали, когда он проходил мимо. А сразу за ним шла растерянная эльфка, которой компания радовалась бурно и шумно. Канарейка ловила пьяные и почти искренние улыбки, вскрики и хлопки по спине.

Биттергельд зашёл в дом вслед за ними. В зале сидело десятка два людей с чубами или лысинами, с ног до головы покрытых татуировками, обильно вливающих в себя алкогольные напитки всех сортов и крепостей. Гном невольно скривился. Он не был ксенофобом, но доверием к людям не страдал, а к подобным головорезам – и подавно. К тому же душная вонь краснолюдского спирта, стоявшая в доме, просто сдавливала горло.

У Канарейки просто настоящий дар находить себе ебанутых мужиков.

Эльфка махнула ему рукой из-за двери дальней комнаты.

Биттергельд тряхнул головой, поправил колпачок и, нацепив на лицо выражение полного отвращения, быстро пересёк зал.

Комната Ольгерда единственным длинным, почти во всю стену, окном выходила в сад. На грубой деревянной кровати в углу лежали стопки книг, на пыльной столешнице возвышался пустой графин. Стену подпирала покосившаяся лавка, по углам стояла ещё парочка стульев. Один из них атаман развернул и сел верхом, сложив руки на спинку.

– Ты вляпалась в самое зловонное дерьмо, которое только можно найти.

Канарейка молча опустилась на лавку у стены, выдохнула.

– Дерьмовое дерьмо.

Биттергельд зашёл в комнату, пнул дверь, чтобы та захлопнулась. Наградил Ольгерда тяжёлым взглядом, осмотрел комнату и остался стоять у стены.

– Представишь меня своему спутнику? – спросил атаман.

– Биттергельд Баумгартен, – сквозь зубы выдавил гном.

– А моё имя – Ольгерд фон Эверек. Откуда ты родом, гном? – спросил атаман. Он видел представителя одной из древнейших рас Континента второй раз в жизни. При этом первый знакомый представитель обычно спокойной и даже затворнической расы попытался убить атамана во сне. Гномы вообще встречались очень редко, в основном жили в горном массиве Махакам или в горах Тир Тохаир.

– Из жопы твоей мамаши, – буркнул Биттергельд.

– Совершенно уверен, что из жопы моей мамаши вышли только я и мой брат. Что-то не припомню, чтобы был кто-то ещё.

– Это ты меня уел так, да?

Канарейка выразительно посмотрела сначала на гнома, потом на атамана.

Как дети малые. Ещё бы подрались здесь.

Хотя нет, лучше не надо.

– Ты мне не нравишься, Ольгред фон Эверек.

Атаман пропустил мимо ушей слова Битергельда, обратился к эльфке:

– Ведьмак ушёл пару дней назад, даже перед тем, как ушла ты. Догонишь его?

– О’Дим сказал, что Геральт меня ждёт. Я не очень хотела вдаваться в подробности.