Ольгерд барахтался в ледяной воде. Спину холодило, трясущиеся пальцы он пытался прятать за полами кунтуша. Осталось одно, последнее желание, самое невозможное и, может быть, самое важное. О’Дим бросил все имеющиеся у него силы для того, чтобы его исполнить. А кто же ещё может совершить невозможное, как не ведьмак и эльфская убийца?.. Уровень воды поднимался всё выше, сил оставалось всё меньше… А Ольгред в добавок к этому своими руками привязал к ноге огромный тяжёлый булыжник. Он тянул атамана ко дну, а тот помогал ему, сам иногда опускался под спокойное ледяное зеркало, и только какой-то внезапный импульс заставлял его всплыть, сделать глоток воздуха в последний момент.
Канарейка охмелела, неловко зажала между ладоней дрожащие руки атамана. Эта дрожь была единственным, что выдавало его беспокойство.
Биттерегельд собрал в кулак всю свою тактичность, медленно и бесшумно вышел за дверь.
Ольгерд взглянул на Канарейку. Она нестерпимо хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Атаман тоже не знал, что сейчас можно сказать.
– Я не могу не пойти. Хотя очень хотела бы.
– Не могу пожелать удачи. – Ольгерд дотронулся до щеки эльфки второй рукой. Канарейка чувствовала, как он пытался унять дрожь.
– Ты понимаешь, что если повезёт вам – я труп. Если повезёт мне – вы оба не вернётесь.
– Какие-то мы с тобой обречённые, – выдохнула Канарейка. Хотелось выпить ещё, расслабиться, отключиться, проспать пару недель. Может, тогда всё это наконец закончится? Она просто проснётся, и не будет всей этой мистической и волшебной требухи, у мужчины, в которого она влюблена, будет не каменное сердце, а самое обычное, гоняющее кровь по организму. Она не должна будет выполнять желания жуткого существа неизвестной природы, мечтающего заполучить душу этого мужчины. А может быть, она просто проснётся в своей кровати в маленьком отгороженном ширмой закутке в их с Каетаном доме в Вересковке, встанет, наденет потёртый охотничий костюм, возьмёт лук, перекинет через плечо колчан, нацепит на пояс мешочек для трав и отправится в лес. А вечером придёт Ани, они втроём будут долго пить чай и молчать.
– Абсолютно, – спокойно сказал Ольгерд. – Я никогда не смогу тебе ответить.
Враньём было бы сейчас сказать, что она и не ждала ответа. Она ждала. Ждала этого ответа как ничего другого, не могла думать больше ни о чём. Но всё это приходилось проглатывать, скрывать в улыбках и дурацких словах.
Настоящее сердце, если бросить его, не может разбиться. Отскочит, причмокнет мерзко, выплюнет струйку крови, но останется целым. Каменное же разлетится в мелкую щебёнку. От него не останется ничего, кроме пыли.
– Ответь хотя бы на это, – муркнула Канарейка, напуская на себя беззаботный вид. Потянулась к лицу Ольгреда и мягко поцеловала его. Губы атамана были грубыми от ветра. Сначала он замер, но потом обнял эльфку всё ещё дрожащими руками, прижал к себе. Ответил на её поцелуй, пытаясь услышать ответ от своего тела.
Но мысли были ясны и прозрачны, руки холодны.
Как Ольгерд хотел бы ответить Канарейке, но не мог.
Их поцелуй стал солёным на вкус – в него примешались слёзы убийцы.
========== XXX. Бестии ==========
Жаждешь справедливости – найми ведьмака.
Граффити на стене кафедры Права Оксенфуртского университета
Ольгерд фон Эверек распорядился дать путникам лошадей, выделил одного из своих ребят, чтобы он довёз гнома до Новиграда – править с таким ростом было довольно затруднительно. Биттергельд сначала отпирался, но потом всё же согласился через силу, тепло попрощался с Канарейкой и погрозил кулаком атаману, пообещав вернуться меньше, чем через дюжину дней.
Эльфка оставила вещи в новом доме «кабанов», взяла с собой только оружие и пару обезболивающих мазей – так, на всякий случай. Говорить что-либо Ольгерду напоследок совсем не хотелось. Она вообще планировала уехать, когда он на что-то отвлечётся или уйдёт куда-нибудь. Слова прощания значили бы то, что атаман и эльфка готовы мириться с тем, что они больше не встретятся. Канарейка уж точно не была готова.
Она сама затеяла над собой изнуряющую пытку. Она была мучителем, она же – жертвой. И угораздило её загадать это гадское желание не тому, кому надо, нарваться на единственного мужчину на Континенте, носящего в груди каменное сердце.
Канарейка перекинула через седло вещевой мешок, запрыгнула на каурую лошадь. Та этому почему-то не обрадовалась, заржала, вдруг встала на дыбы. Эльфка вскрикнула, попыталась поймать выскользнувшие из рук поводья. На шум из открытого сарая выскочил Ломонд, попытался схватить кобылу под узды, но та увернулась, и «кабан» чуть не цапнул её за хвост. Взбесившаяся зверюга закружилась, заметалась, подпрыгнула, пытаясь сбросить наездницу. Из дома выскочили ещё двое «кабанов», и втроём при помощи ругани и проклятий они всё-таки справились со строптивой лошадью. Канарейка спрыгнула на землю, повисла на столбе от забора.
– Твою ж! – шумно выдохнула Канарейка. – Что ещё за бестия?!