Игра Канарейки (СИ)

========== XXXIV. Кошмар ==========

Имей в виду, ведьмак, ты связался с опасным человеком.

Самый большой страх Ирис

Ирис сидела на кровати, поджав под себя ноги. На женщине была надета длинная шёлковая рубаха, волосы расплетены, украшения лежали на тумбочке рядом. Ирис фон Эверек поднялась в спальню и готовилась ко сну уже довольно давно, нарочито медленно переодевалась и смывала косметику. Уже было поздно и нужно было спать, но Ольгерд всё никак не возвращался. Опять засиделся в своём кабинете, заперся там и не пускает никого внутрь.

За последние пару месяцев он стал совсем другим, хотя изо всех сил и пытался скрыть это от жены. Ирис волновалась и тоже прятала это. Так жизнь и продолжалась.

Дверь распахнулась, в комнату вошёл Ольгерд. Взглянул на жену, направился к тазу с водой.

– Уже поздно. Ложись спать.

Он стал умывать руки по локоть в успевшей остыть воде. Влага в тазу мгновенно порозовела.

– Ольгерд, это кровь?! – Ирис вскочила на кровати, пытаясь заглянуть мужу на плечо.

– Чернила, – холодно ответил фон Эверек. – Писал письма, опрокинул чернильницу. Спи.

– Пойдём, я допишу твой портрет. Всё равно не спится.

– Завтра. Я очень устал. – Ольгерд промокнул руками лицо, потянулся за полотенцем. Ирис перехватила его руку, нежно потянула в сторону мастерской, находившейся за боковой дверью.

Ольгерд занял своё место рядом с высоким столиком, на котором лежали фрукты, положил руку на эфес карабелы, замер.

Ирис выглянула из-за мольберта:

– Улыбнись. Так, как когда я согласилась выйти за тебя замуж.

Ольгерд растянул уголки рта в вымученной улыбке. У него определённо не получилось. Ирис выглянула из-за мольберта ещё раз, уже с пятном краски на щеке, нахмурилась.

– Подумай о чём-то хорошем, пожалуйста.

Фон Эверек свёл брови, нахмурившись, когда его жена исчезла за холстом, замер, словно глядя внутрь себя. Он стал похож на восковую фигуру. Канарейка впилась ногтями в ладони.

– Теперь наш выход, – сказал Геральт, заметив, что Ирис тоже застыла.

Ведьмак сгрёб в охапку несколько фруктов и миску, стоявшую на столе в стороне, принялся располагать их на высоком столике рядом с атаманом так, как они были набросаны на картине. Это заняло у Геральта порядочно времени и бранных слов.

Канарейка уловила едва заметный наклон головы Ольгерда, когда время пошло снова, тихий шорох движущейся по холсту кисти. Так продолжалось несколько минут – тихо и спокойно, ведьмак молча подпирал стену, скрестив руки, и ждал развития событий.

Вдруг атаман взглянул прямо на эльфку: не сквозь и не мимо, а прямо на неё. Вот только так не могло быть. Это всё, весь этот мир – воспоминания Ирис фон Эверек, её кошмары и грёзы. Ольгерд кивнул, будто приветствуя, перевёл взгляд и отошёл к окну.

– Ольгерд, вернись на место. Я ещё не дописала. – Ирис была в творческом запале, обращалась к своему мужу необычно строго – как будто он был непоседливым ребёнком, вертящимся на месте, который не мог усидеть и четверти часа.

В душе атаман метался, поэтому и не мог стоять спокойно, долго заниматься одним делом. В противном случае его быстро хватал в ледяные тиски страх, одолевали тремор и нехватка воздуха. Он уже совершил свою главную ошибку, и она не давала Ольгерду ни минуты покоя. Неизвестно было, можно ли это ещё как-то исправить её, но стоять и позировать для портрета фон Эверек точно не мог – время Ирис теперь на его глазах утекало. Он был бессмертен, и его часы остановились, а её, кажется, наоборот пошли в два раза быстрее. Для Ольгерда теперь не было времени. Для Ирис оно было только в том, чтобы ловить того, прежнего фон Эверека, которого она полюбила когда-то. Она хотела запечатлеть своего мужа тем юным, смешным и неуклюжим в разговорах человеком, вспыльчивым и любящим.

Без сумрачного потухшего взгляда.

Время убегало, она всё больше забывала его такого.

Самый страшный кошмар Ирис – забыть Ольгерда таким.

Фон Эверек вдруг сорвался с места, буквально вылетел из комнаты. Геральт бросился вслед за ним, пока дверь не успела захлопнуться. Канарейка поспешила за ними, но замерла у порога, обернулась. Ирис осела на пол, из её глаз брызнули слёзы.

Ольгерд сидел в центре начерченной на полу пентаграммы, склонив голову. Ведьмак расставлял свечи на вершинах звезды, когда в комнату вошла Канарейка.

– Не нравится мне это, – протянула она, хмурясь.

Геральт кивнул.

– Мне вообще мало что нравится в этом нарисованном мире.

Он поставил последнюю свечу, и время снова пошло. Плавно, неторопливо запустилось, как отчаливает корабль в порту. Ольгерд медленно упал на локти в немом крике. Несколько секунд он смотрел в пол, а потом вернулся в сидячее положение и стал громко читать заклинание.

Сплетение мелодичных слов Старшей речи, имеющее силу само по себе, как всё, что наделено смыслом и обращается к природе напрямую, звучало звонко и будто бы хором. Слова заклинания отскакивали от стен и возвращались в уши снова и снова всё более и более гулким эхом.

– Верни всё как было, демон! – заорал Ольгерд, и резкие угловатые слова Общего разбили это стеклянное звучание.