Игра королей

Графиня Корсакова смотрела на мужа без улыбки. Без улыбки, но и без раздражения. Спокойно смотрела. Прямо. И в глазах ее не было и намека на насмешку или торжество. Было ли ему от этого легче? Пожалуй, нет. Не было.

— Почему, Машенька?

Никита Борисович Корсаков терпеть не мог, когда жена называла его «Кит». Не мог, но терпел. Порой хотелось выматериться. Он, собственно, и выматерился однажды, когда потребовал объяснений сему неблагозвучному прозвищу. На кита он при всех своих габаритах все-таки не похож. Если ей так уж надо сокращать его имя, то почему не «Ник»? Ответ вывел его из себя. Дескать, «Ник» у его достойной супруги ассоциируется исключительно со словом «Старый». Назвать же Никиту Корсакова старым язык не повернется ни у кого, да и вообще — до «Старого Ника» муженек не дотягивает. Нос не дорос.

Ссора тогда вышла что надо. Только что мебель не летала. Впрочем, могла и полететь, все к тому шло. Положение спас Майкл Хиггинс, служивший при Егоре и Борисе воспитателем, а когда-то — на тот момент лет тридцать пять назад — бывший наставником некоей Мэри Гамильтон. На Бельтайне, в одном из Учебных центров, где дети бельтайнских Линий проходили подготовку перед всепланетными Испытаниями. Ребятишек (что тогда, что сейчас) Хиггинс наставлял не в чем-нибудь, а в физической подготовке и рукопашном бое, к должности дядьки младших Корсаковых относился серьезно, а потому их родителям пришлось попритихнуть.

С тех пор Никита мстил жене, в сложных ситуациях именуя ее Машенькой, чего терпеть не могла уже она. Месть получалась мелкая, и он сам это понимал, и мелочностью своей отнюдь не гордился. Чем уж тут гордиться. Но опыт совместной жизни с довольно сложной и, чего уж там — строптивой! — личностью показывал, что добиться уступки можно только выведя эту самую личность из равновесия. С годами, правда, это удавалось все реже и реже, но надежды Корсаков не терял.

— Потому что поздно. И рано.

— Одновременно?

— Одновременно. Мы не можем развестись сейчас. Четыре года назад — запросто. Через полтора-два года — никаких проблем. А сейчас — нет. Извини.

Никита видел, что жена не вредничает. Не выкаблучивается. Не кочевряжится. Время от времени ей, конечно, попадала вожжа под хвост, но тут явно был не тот случай. Просто ситуация, похоже, была рассмотрена ею со всех сторон и признана неразрешимой. В текущий момент — неразрешимой, по крайней мере, неразрешимой предложенным способом. Когда-то эта склонность обдумывать положение и путем сложных выкладок находить правильный ответ приводила его в восторг. Теперь она не вызывала ничего, кроме подспудного раздражения.

Он вздохнул и все-таки присел в одно из стоящих в кабинете кресел, предварительно убедившись в том, что плацдарм свободен. Предосторожность была не лишней — славные представители семейства кошачьих были вездесущи и непредсказуемы. Как и полагается уважающим себя котам, Матрена, Котофея и наглый до полной потери связи с реальностью Хвост людей не ставили ни в грош, просачивались куда угодно и занимали все возможные поверхности. Невозможные, кстати, тоже. Так что будь ты хоть экономка, хоть полный адмирал — изволь смотреть, куда садишься, ложишься и наступаешь. И что надеваешь на голову, если по рассеянности положил фуражку околышем вверх.

Теперь глаза супругов были на одном уровне, и Мэри удовлетворенно кивнула, разминая затекшую шею. Просить благоверного не маячить было ниже ее достоинства, но необходимость смотреть на него снизу вверх никакого удовольствия графине Корсаковой не доставляла.

— Объяснишься?

— А надо? — приподняла брови Мэри. Тонкая сигара в сильных, унизанных перстнями пальцах, выписала затейливую кривую и замерла.

Впрочем, унизанными пальцы были лишь в сравнении с домашним обычаем: в узком кругу ее сиятельство носила только обручальное кольцо. На людях же — а графиня только что вернулась со службы, и переодеться не успела — тонкий золотой ободок дополнялся (как минимум) изумрудом и бриллиантом в богатых оправах. Положение обязывает: два сына — два перстня. И серьги за дочь. Порой она задумывалась, как бы выглядела при всех регалиях бабушка Ольга, у которой было четверо сыновей и три дочери… но бабушка при дворе не состояла и тамошнему этикету не подчинялась.

— Ты же умный человек, Кит. Если бы мы с тобой развелись, когда этот вопрос встал впервые — был бы шум, но, в принципе, не слишком большой. Конечно, развод двух членов Малого его императорского высочества Совета в любом случае не прошел бы незамеченным, и грязи вылилось бы море. Года через полтора-два любые наши действия будут уже нашим личным делом, хотя грязи и тут будет немерено. Сейчас же… Кит, любой человек, умеющий работать с информацией, пожмет плечами и только, но кто умеет работать с информацией? Уж точно не обыватели. Любители за неимением собственных дел лезть в чужие немедленно придут к двум выводам, и в данный момент недопустим ни один.

— Конкретнее? — уронил Никита, нахмурившись. Извилистые пути, которыми следовал ум законной супруги, порой ставили его в тупик.

Мэри раздраженно поморщилась.