Игра Льора

– Я могу сделать все что пожелаю. И за четыреста лет успел разобраться в том, что продается, а что нет. Люди – игрушки в руках льоров. Все решают сила и власть. Я выбрал тебя, но ты не ценишь этой милости.

– Какая милость оставаться в гибнущем мире? – резко бросила Софья, понимая, что терять-то ей нечего. Одно движение льора – и от нее останется прах, пепел.

– Ты ничего не знаешь об Эйлисе! – вновь проступил невольный искаженный контур того… другого Раджеда… способного трепетно целовать руки и гладить нежно по волосам, а не только приказывать. Но исчез, потонул в прописанной роли.

– А вы ничего не понимаете в любви. Вы ничего не знаете о людях! – практически не уловила той случайной перемены Софья, уходя на дно собственного отчаяния пойманной в клетку птицы.

– Раз я ничего не знаю, так плутай вечно по рудникам и ловушкам!

После этих слов зал померк, отодвинулся куда-то вдаль, а Софья вновь очутилась на закопченном витраже, точно некогда там стоял собор, поглощенный страшным пожаром.

– Ненавижу! Ненавижу тебя!

И тут же Софья увидела, как от ее слов стекло витража окончательно покрылось камнем. Лишь теперь, в ускользнувшем свете парадной залы, она заметила, что рама была украшена тоже янтарем. Но его буквально съел жадный серый камень. Ничего не осталось. Могильный гранит был ненасытен.

«Башня… рано или поздно она вся превратится в камень! Вы говорите о могуществе, но почему тогда драгоценный янтарь превращается в черную пустую породу?» – с тайным злорадством подумала Софья. Вскоре ее лицо разгладилось, исчезла складка меж бровей, ритм сердца замедлился. Она закрыла глаза и какое-то время пребывала практически в медитации, освобождая себя от всех лишних темных эмоций.

Окаменение Эйлиса – плохой повод для торжества, ведь на ее глазах гиб целый мир. Она устыдилась минутного помутнения, замечая, как мало вокруг осталось светляков-цветов. Ужас стих отдаленными раскатами, как и разъедающее чувство досады. Сохранялась лишь печаль за то, как тяжко им всем: и им с Ритой, и всему Эйлису, и льору, что не смел показать своего истинного лица. Смирение и тревога за других придали новых сил, лежащих за гранью сознания. Казалось, грудная клетка открылась, душа распростерлась наружу слабо мерцающим самоцветом.

«Мой самый большой страх здесь – упасть в пропасть. Значит, это и есть выход», – вспомнила Софья слова Сумеречного Эльфа. Она больше не боялась. Она раскинула руки и шагнула в темноту, устремившись в неизвестность полета.

Если ее обманули, если все желали только ее смерти, значит, мироздание посмеялось над ней. Но раз все так, у нее оставалось еще пару мгновений, чтобы ответить ему тем же. И она нервно рассмеялась, тихо, неправильно. Она летела в бездну… Или же наверх? Она летела…

Глава 5 Каменный сон

Колонны прорастали в небо ветвями шатра. Темную башню венчала беседка, но она давно не слышала бесед, лишь обрывки мутных разговоров, запаянных в саркофаг многовековой дружбы, что стала скорее обязанностью. Корона из каменных корней оплетала вершину, как терновый венец – чело исполина. И под сизым облачным куполом, почти касаясь его высшей точки, вновь двое взирали на молчаливую равнину.

– Литои Эльф!

Паузы между словами казались вернее, чем пустые разговоры.

– С чего ж так официально? – принужденно хохотнул Сумеречный Эльф.

– С того… Этот твой припадок не был ли частью игры в пользу моей своенравной гостьи? – обернулся Раджед, буравя взглядом вновь вернувшегося собеседника, наблюдателя, плута. Кого же, в конце концов?

Много минуло событий, но ширма загадочности не распадалась, скрывая истинный смысл нахождения в Эйлисе странного существа. Тринадцатый Проклятый, неудавшийся страж Вселенной, сумасшедший с огромной силой – общие слова, которые едва ли помогли Раджеду предугадать следующий шаг противоречивого товарища. Но Сумеречный Эльф каждый раз зачем-то приходил.

В юности льор называл это дружбой, когда нашел способ борьбы с одиночеством. Но с годами все чаще ощущал хлад невысказанной тайны, что обязывала Сумеречного Эльфа раз от раза наведываться в медленно скрывавшуюся под панцирем пустой породы янтарную башню.

Ныне он то исчезал, с обидой улетучиваясь через стены, то вновь оттуда же возникал, обнаруживаясь в самых неожиданных местах, как своевольный избалованный кот. Он каждый раз ловко разыгрывал Раджеда. Давным-давно он вызывал такими выходками искренний смех. Но вот уже много лет льор по-настоящему не смеялся, лишь отрывисто насмехался, все меньше доверяя другу. Давило сознание превосходства. Если мощь других льоров он разбирал по известным шкалам, раскладывал по способностям, то силу Стража Вселенной он практически никогда не видел в действии. Только эти страшные проявления тьмы. Но созидающую сторону – ни разу.

– Не все в этой жизни фарсом измеряется, даже если я вечный грустный клоун, – пожал плечами Сумеречный Эльф, устало опускаясь на скамью с витыми ножками, подле которой цвели пышные розы без аромата.

– И как мне поверить, что это была не игра?