— Мы тебе кое-что покажем, — вдруг сказала Марута, щелкнув пальцами. Тут же за ее спиной выросла чернокожая девушка, державшая в руках большое блюдо, накрытое золотой крышкой. Тирион с содрогание заметил, вместо глаз у нее уродливые шрамы — кто-то некогда ослепил летнийку.
— Это не я, — пояснил Бронн, — на Летних островах есть один культ, последователи которого часто калечат себя. Говорят, в свое время занесли из Соториоса. Но у тебя-то глаза есть — чтобы увидеть, что тебе приготовили.
Марута откинула крышку и Тирион со сдавленным хрипом отшатнулся, зажав рот руками. На блюде лежала голова Сэма Тарли. Струйка запекшейся крови спускалась из уголка рта, в жидких черных волосах копошились какие-то мелкие твари.
— Он слишком много болтал в порту, — как сквозь стену донесся голос Бронна, — и я понял, что он бы не успокоился, пока не натравил бы на меня Пика, а то и Эйгона. Кроме того, он слишком много знал — и это не должно было дойти до Хайгардена.
— Теперь он рассказывает эти секреты нам, — хихикнула Марута и в этот миг Тирион испытал второе, еще более ужасное потрясение, когда голова Тарли открыла глаза, полные мучительной боли. Посиневшие губы дрогнули, словно пытаясь что-то сказать. Тирион отвернулся и в тот же миг вино, перепела и прочая снедь оказалась на земле.
— Я знал, что ты подонок, но это… — он зло посмотрел на Бронна. Тот пожал плечами.
— Толстяк не оставил мне выбора, — заметил он, — он всерьез хотел объявить мне войну.
— Что с его семьей?
— Пока под замком — одичалая и бастард.
— Твоя голова может оказаться рядом с ним, — Марута перевела ленивый взгляд на Бронна, — может, стоит?
— Не, — мотнул головой Бронн, — с этим мелким засранцем у меня слишком много общих воспоминаний. К тому же он пригодится нам в переговорах.
— В каких еще переговорах?! С кем?!
— С твоим братом, — хмыкнул Бронн, бросая на стол свернутый пергамент, — утром прилетел ворон из Утеса Кастерли. Джейме занял Западные земли и объявил, что не признает никаких монархов, кроме своей сестры. Мне он предлагает союз.
Игрок
Кейн задумчиво смотрел на статую, черный мрамор которой выделялся на фоне белых чардрев. Воин уже знал, кого изображает это изваяние и какие обряды проводились перед ним, чувствовал и заключенные в статуе темные чары. И все же он не мог не признать той необыкновенной притягательной силы, что оказывала это существо на мужчин. Скорей всего, это тоже было колдовство, что он прекрасно осознавал и, несмотря на это, готов был находиться здесь часами. Художник и поэт в душе Кейна всегда успешно сосуществовал с убийцей и некромантом, а совершеннство округлых форм и нежная прелесть черт статуи могли удовлетворить самое взыскательное чувство прекрасного.
— Ты чувствуешь это, верно? — Джоан бесшумно, как ей казалось, подкралась к нему со спины, но Кейн ничем не показал, что его застали врасплох.
— Эурон тоже запал на нее, — продолжала мулатка, — и чего вы все в ней находите?
— А то ты не видишь, — хмыкнул Кейн.
— Вижу, — давя в себе внезапную ревность, ответила мулатка, — злая красота.
— Это да, — согласился Кейн, продолжая разглядывать статую.
— Санса просит тебя прийти в Великий Чертог, — помолчав, сказала Джоан, — сегодня же приехал ее дядя. Она хочет, чтобы мы выслушали, что он скажет.
— Королеве нельзя отказывать, — усмехнулся Кейн и мулатка рассмеялась в ответ.
Уже привыкшие к причудам своей королевы, северяне уже устали возражать, когда Санса назначила безродного бродягу, узника и заговорщика Лордом-Командующим Соединенного Королевства Севера и Железных Островов. Многие, конечно, догадывались, что внешняя сторона скрывает жестокую схватку неких тайных, но мощных сил. Однако эти догадливые оказались и достаточно умны, чтобы понять, что глубоко вникать во все это не стоит. Заключение Кейна объявили интригами и клеветой покойных Эйрона и Марона, также как и все репрессии против горцев. Одним из первых полученных Кейном заданий и стало восстановление утраченного доверия: новый полководец поехал в Северные Горы, где словом, а где и оружием возвращая горцев к присяге Старкам. Разобравшись с этим, Кейн осмотрел Стену, подавил парочку мелких мятежей и, возвращаясь в Винтерфелл, забрал из Твердыни Ночи статую Душелова. В скором времени она заняла прежнее место в богороще замка.
Место самого Кейна отныне находилось по правую руку Сансы, сидевшей рядом с мужем, — третьим по счету, — на Троне Зимы. Джоан стояла в зале, как новая Леди Сероводья, не обращая внимания на подозрительные взгляды иных лордов. Впрочем, большинству вассалов было не до очередной странной чужачки: собравшиеся в Великом Чертоге северяне и железнорожденные внимательно слушали, что им скажет стоявший перед троном мужчина с темно-рыжими волосами и голубыми, как у Сансы глазами. Он носил чешуйчатые доспехи, напоминавшие о гербе его дома — также как и красно-синий плащ с серебряной форелью. В чертах лица угадывалось фамильное сходство с племянницей, но Кейну показалось, что несмотря на возраст, Санса будет поумнее лорда Риверрана.