Игра Ловца

Жрец отказался от приглашения брата разделить с ним общее пиршество: после того, как они достигли соглашения, Эйрон покинул Великий Чертог. Идя по опасно раскачивающемуся висячему мосту, он возносил молитвы к Утонувшему Богу, моля о прощении за вынужденное кощунство. Океан под ним шумел, выбрасывая пенные валы на стены черно-серого камня, сильный ветер трепал его волосы и хитон, но Мокроголовый шел вперед, почти не смотря под ноги. Любой порыв ветра мог сбросить его в бушующее море, но Эйрон не боялся: если все это гнев Бога — Эйрон готов держать ответ в Его подводных чертогах; если же это козни Штормового бога, то Утонувший защитит преданного ему. Он не мог не знать, что это ложное отречение все во славу Его.

Видимо Утонувший и впрямь не гневался: Эйрон спокойно перешел по мосту, оказавшись в Морской Башне. Спускаясь темными сырыми коридорами, он жадно вдыхал запах соли и гниющих водорослей — после благоуханной вони Большого Чертога, эти запахи оказались настоящим наслаждением для его ноздрей. Сквозь узкие окошки башни почти не проникал свет уходящего дня, но Эйрон, хорошо зная эту башню, мог быстро идти почти на ощупь. Некогда здесь жил Бейлон, но Эурон не любил это место, предпочитая ему каюту «Молчаливой», так что сейчас башня почти пустовала.

Когда Эйрон спустился на берег уже стемнело. Грубый песок пополам с ракушечными обломками хрустел у него под ногами, когда Эйрон подошел к закутанной в балахон сгорбившейся фигуре, сидевшей у самой кромки воды.

— Он согласился? — язык Железнорожденных все еще давался ей с трудом, также как и слова вообще: низкий голос, красивый и женственный, был странно, пугающе искаженным. И все же Эйрон уже научился понимать Эфрель — также как и морская ведьма поразительно быстро обучилась его языку. Однако чаще она общалась с ним без слов — просто в его голове сами собой возникали слова, понятные им обоим.

— Он удивился, — сказал Эйрон, — но вряд ли что-то заподозрил. Похоже, он решил, что я окончательно выжил из ума. Кому бы говорить…

— Море часто рождает безумцев, — из-под черного капюшона раздался короткий смешок, — человеческий мозг слишком ничтожен, чтобы вместить Бездну.

Взрыв безумного смеха, от которого тело ведьмы затряслось точно в падучей. Капюшон упал с ее головы, обнажив покрытую шрамами плешь. Ужасные каверны местами обнажали черепную кость. Вновь и вновь Эйрон задавался вопросом: правильно ли он сделал, что доверился этому существу: наполовину обрубку человека, наполовину неведомой морской твари. Верно, ли он истолковал волю Утонувшего Бога, когда подался ее уговорам?

— К счастью, — продолжала Эфрель, — есть и более крепкие мозги. В тот миг, когда я переносилась сюда, со мной в воде оказалось несколько… спутников.

Из под капюшона вновь послышалось хихиканье, когда морская вода вдруг взбурлила и из нее поднялись жуткие существа. Неспешно извивались длинные щупальца с пульсирующими присосками, мерно подрагивали широкие жабры и множество холодных выпуклых глаз, — по шесть у каждой твари, — бесстрастно рассматривали Эйрона. При всей их мерзости, эти существа были уже знакомы жрецу — именно в этом обличье впервые предстала ему Эфрель. Всего в море металось с десяток этих тварей, которых ведьма именовала «скилредами» и которых сам Эйрон считал детьми Утонувшего Бога.

— Они пока не знают, как призвать своих собратьев из оставленного мной мира, — с сожалением сказала Эфрель, — поэтому нам недоступно оставшееся в нем чудесное оружие. Но и сами по себе они обладают немалыми силами — и в их власти призвать нам могучих помощников из пучины.

Скилреды вдруг прянули в разные стороны, словно освобождая место для чего-то. Вода поднялась огромным горбом и из моря с оглушительным ревом вырвалась исполинская туша. Громоздкое тело покрывала иссиня-черная кожа, на которой то и дело вспыхивали зеленые огоньки. Верхняя часть тела морского чудовища имела некоторое сходство с человеческим торсом, только без рук и плеч, из спины торчал треугольный плавник, наподобие акульего. На короткой толстой шее покоилась огромная голова, напоминавшая акулу-молот — разве что выпуклые черные глаза смотрели не по бокам, а вперед. В похожей на акулью пасти щелкали зубы, длиной чуть ли не в самого Эйрона. Тело твари опиралось на толстые щупальца, покрытые пульсирующими присосками, напоминающими беззубые рты. С благоговейным восторгом смотрел жрец на возникшего перед ним монстра. Кракен, дитя Утонувшего Бога явился на зов Эфрель. Жрец истово вознес молитву, коря себя за маловерие — могло ли быть более явственное свидетельство благосклонности Утонувшего ко всем их начинаниям?

— В глубинах обитают и более могучие существа, — рассмеялась Эфрель, — думаю, не только ваши пираты впечатлятся, увидев посланников Утонувшего Бога на нашей свадьбе.

Крыса

Ночью Серсее снова снился тот же сон.