Западногерманской юстиции все же понадобилось еще полтора года, чтобы осудить Клауса Курона на двенадцать лет лишения свободы. Курон стоически принял приговор. Последний раз я встретился с ним в сентябре 1993 года, когда он выступал как свидетель на моем процессе. На вопрос о своих мотивах он не сбиваясь отвечал, что был охвачен чувством бессилия и ярости, что социальное государство — Федеративная республика — оставило его в беде, а на вопрос, как он умудрялся служить двум господам одновременно, холодно ответил: “Согласно моему решению, моим господином по службе было Главное управление разведки ГДР, с западногерманской разведкой я порвал”. О западной службе он говорил только с сарказмом и презрением. Сравнения, которые он проводил между этим ведомством и разведкой ГДР, могли доставить мало удовольствия представителям Ведомства по охране конституции.
Я прекрасно понимаю, что отношение к предательству и предателям зависит от позиции самого судящего, и легко могу себе представить, что думали прежние коллеги Курона о его переходе. В моих глазах действительно достойным презрения предателем является тот, кто использует человека до той поры, пока тот остается полезным для его карьеры, а как только ветер начинает дуть в другую сторону, он, подобно Гроссману, хладнокровно продает себя за известные сребреники.
Иные предатели стоят своей оплаты, иных оплачивают слишком высоко, а порой в действительности все выглядит, как в шпионском боевике, где секретные службы без лишних церемоний устраняют своих предателей, а то и пытаются сделать то же с неудобными политиками. Действительно безупречных доказательств в подобных случаях, конечно, не собрать, и даже если они есть, их, как правило, следственные органы пытаются затушевать.
В примерах нет недостатка: можно вспомнить о покушениях посредством укола отравленным острием зонта, которые считались “специалитетом” болгарской разведки, или о попытках ЦРУ с помощью специального яда отравить Фиделя Кастро. От Джонса Пэйсли, вице-директора Бюро стратегических исследований ЦРУ, не осталось ничего, кроме пустой парусной лодки; Франк Ольсен, эксперт по биологической войне, выпив стакан куантро, в котором был явно не только ликер, выбросился с десятого этажа отеля в Нью-Йорке.
Излюбленной ареной убийств и похищений секретными службами долгое время была столица Баварии. Там бесследно исчез полковник Аргу, бывший начальник штаба французской ОАС[8]
, там нашли трупы Степана Бандеры и Льва Ребеца, руководителей украинских националистических организаций, у которых врачи констатировали остановку сердца. А через несколько лет действительный убийца, Богдан Сташинский, уточнил диагноз, заявив, что он убил политиков-эмигрантов по заданию КГБ. Точно так же в Мюнхене Роберт Вуд, служащий консульства США и высокопоставленный агент ЦРУ, выбросился с 14-го этажа высотного дома гостиницы “Арабелла”.До закрытия государственной границы ГДР в 1961 году Берлин, как Эльдорадо для тайных служб всех мастей, далеко превосходил Мюнхен.
Если бы моя служба когда-либо пользовалась подобными методами, то предатель Карл-Кристоф Гроссман не ушел бы безнаказанным, отделавшись лишь понижением по службе, а был бы выведен из игры, как только мы заметили, что он представляет угрозу безопасности. Когда я перебираю в памяти имена перебежчиков, которые нанесли моей службе тяжелейший ущерб, я могу только сказать, что все они живы, если не умерли естественной смертью. Их адреса и условия Жизни были нам известны, и, тем не менее, мы не предпринимали никаких серьезных попыток рассчитаться с ними на манер дикого Запада или Джеймса Бонда.
Примеры, подобные Курону и Тидге, могут создать впечатление, что успех моей службе падал с неба. Но предложение само по себе — еще не гарантия успеха: как раз работа с тем, кто предложил себя сам, требует в высшей мере аналитического подхода и обостренной интуиции.
Наряду с финансовым мотивом, с мотивом задетой чести и ущемленного самолюбия были всегда и мотивы, связанные с убеждениями, как результаты происхождения и воспитания или длительных дискуссий и разговоров. Например, братья Альфред и Людвиг Шпулеры предоставляли моей службе бесценную информацию из западногерманской разведки потому, что политику НАТО они считали опасной для мира и свою нравственную задачу видели в том, чтобы помочь предотвратить третью мировую войну.
В общении с нашими источниками мы старались к каждому подходить индивидуально, идти навстречу его представлениям и обеспечить ему безопасность, насколько это было в наших силах. Все они знали, что мы не оставим их в беде, если они попадут в руки контрразведки, а постараемся добиться обмена. Отсюда возникала атмосфера доверия, объясняющая, почему со многими из наших источников мы сотрудничали годами и даже десятилетиями. Относительно соответствующих служб Федеративной республики мне не известен ни один подобный случай.