Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Порет высказывал серьезные мысли о перспективах, достоинствах и недостатках плановой социалистической и рыночной капиталистической экономики. Правда, он не принимал в расчет объективные трудности, с которыми сталкивалась наша страна, настаивая на том, что ГДР сама виновата в том, что большинство на Западе и немалая часть нашего собственного населения не приемлют ее систему. Он критиковал ее, начиная с каверзных придирок на пограничном контроле и заканчивая неповоротливостью бюрократии и слабой эффективностью социалистической экономики. Со многим из того, что он говорил, я вынужден был соглашаться, хотя возражал и защищал свою страну. К единому мнению мы сразу же пришли в том, что касается прессы и других средств массовой информации в ГДР: их неуклюжая агитка могла только отпугнуть читателей и слушателей.

Порет оставался интересным и надежным собеседником. Его информация и суждения стали еще весомее после того, как была воздвигнута стена и в Федеративной республике появились первые признаки переосмысления реальности. Он вступил не в ХДС, заносчивая манера которой слишком напоминала ему партию Центра (католическая партия в Веймарской республике. — Прим. пер.), а в СвДП, которая ему как предпринимателю была ближе. Такие политики, как Эрих Менде, Вальтер Шеель, Томас Делер и Карл-Герман Флах, лично общались с умным интересным предпринимателем из Нюрнберга.

Как Порет определял свои политические позиции, можно судить по тому, что он, вступив в СвДП, подал заявление о приеме в Социалистическую единую партию Германии. Собственно, это было невозможно, но в порядке исключения ему предоставили особое членство, что ему было очень по душе. После двух лет кандидатского стажа он стал членом СЕПГ. Впрочем, свой партийный билет, к его большому сожалению, он должен был оставить в Восточном Берлине.

Чтобы поддерживать контакты на оптимальном уровне, мы послали в Нюрнберг сотрудника под легендой беженца. Оптик (его псевдоним) был домашним учителем у детей Порста, работал в его фирме и тоже вступил в СвДП. Одновременно он переправлял нам информацию Порста и устанавливал связи сам. Со временем информация Оптика так разрослась, что мы должны были выделить второго человека для связи с Порстом и Оптиком.

К моему ужасу, Порет в один прекрасный день совершенно беззаботно сообщил мне, что посвятил во все эти дела своего референта, и, к моему еще большему ужасу, на нашу ближайшую встречу в Будапеште в виде сюрприза привез этого молодого человека. Он считал само собой разумеющимся, что его помощник присутствует при нашем доверительном разговоре. Он явно думал, что имеет на него большое влияние, позволяющее без опасений во всем ему доверять. Вполне возможно, что в этом блаженно доверчивом поведении выражалась наивная заносчивость преуспевающего бизнесмена, который ожидал нерушимой верности от тех, кого он выделил своим благоволением из массы служащих. Если это было так, то его арест после доноса молодого человека был для него малоприятным прозрением. Но то же самое, впрочем, случилось и с нами, ибо и Оптик оказался Иудой.

Я всегда удивлялся предпринимательскому чутью Порста. Когда он многим ежедневным газетам предоставил по себестоимости в качестве нового приложения радио- и телевизионные программы, которые в дальнейшем должны были стать основой журнала, я счел его легкомысленным азартным игроком, однако к 1967 году, когда он был арестован, это было приложение почти к двумстам газетам и оборот его составлял около 3 млн. марок. Когда мы встретились в Будапеште, рассылочная контора, являвшаяся ядром его предприятия, терпела большие убытки. Банки угрожали прекратить кредиты. С пылким энтузиазмом Порет объяснил мне свой план дополнить рассылки сетью магазинов. И дело пошло. И теперь, когда имя Порста встречает меня на многих магазинах как на Востоке, так и на Западе Германии, я невольно вспоминаю об этом.

В ходе одной беседы в Москве Порет развивал идею о слиянии предпринимательской инициативы и перевода собственности в руки всех, кто трудится на предприятии. При всей обворожительности этой идеи она показалась мне утопичной. Да и не мог я поверить в подлинную готовность миллионера к таким экспериментам. Но сразу же после освобождения под залог из следственной тюрьмы он выступил в нюрнбергском Мейстерзингерхалле перед двумя тысячами сотрудников, изложив свои представления о децентрализации концерна, расширении участия трудящихся в управлении производством, об ответственности и инициативе каждого. Четыре года спустя, когда оборот предприятий группы “Порет” достиг почти 200 млн. марок, он передал предприятия их работникам на началах стопроцентного участия в прибылях и самоуправления.