Игра на двоих (СИ)

— А Сноу подумает, что Прим такая же, что у нее есть шанс победить своими силами, без помощи спонсоров, — я продолжаю метаться по комнате, натыкаясь на острые углы, но не замечая боли от столкновений. — Он ни за что не допустит повторения той истории. Ему хватило меня, второй Генриетты Роу старик не потерпит!

— Знаю.

Наконец мне надоедает его однообразная реакция. Я резко останавливаюсь, подхожу к мужчине и, сложив руки на груди, ехидно спрашиваю:

— Если знаешь, почему ты так спокоен? — голос все еще дрожит от напряжения и злости.

Эбернети долго и пристально смотрит на меня. По задумчивому взгляду темно-серых глаз видно, что в голове ментора идет борьба. И все же он произносит вслух совсем не то, что мне нужно услышать.

— Потому что так надо. Иначе можно сойти с ума, — снисходительный тон его голоса раздражает меня еще больше. — Эрика, это твои первые и мои двадцать четвертые Игры. Это нормально. Ты научишься.

И это все?!

— Хейм!

Усмехнувшись, он встает с подлокотника, наклоняется ко мне, отводит за ухо непослушную прядь волос и шепчет:

— А еще я так спокоен, потому что знаю, что любую ошибку можно исправить. Знаешь, чему тебе на самом деле нужно научиться? Уметь объяснить и отстоять свое мнение. С кем бы ты ни говорила, хоть с самим Президентом.

Хеймитч осторожно, двумя пальцами берет меня за подбородок и, заставив взглянуть ему в глаза, добавляет:

— Запомни, даже сами Организаторы не знают, что такое Голодные Игры, что уж говорить о каких-то стилистах. Никто не знает, кроме трибутов. А потому мы должны если не объяснять, то хотя бы настаивать на своем. Мы знаем лучше. Они не знают ничего.

С этими словами Хеймитч готовится уйти. Уже в дверях, словно вспомнив что-то важное, мужчина оборачивается, ловит мой взгляд и самодовольно усмехается и подмигивает:

— Учись у лучших.

И, распахнув дверь пошире, чтобы мне была слышна его последняя фраза, кричит на весь этаж:

— Цинна, подожди, я совсем забыл тебе кое-что сказать!

Несмотря на то, что секунду назад Хеймитч, словно нашкодившего котенка, ткнул меня носом в совершенную по неопытности ошибку, с губ срывается смех. Он все еще мой наставник, я — его ученица. Ничего не изменилось. Даже ирония осталась прежней.

Команда подготовки возвращается, на этот раз — за мной. Из груди вырывается стон: я искренне надеялась избавиться от внимания капитолийцев и от услуг помощников Цинны. Но, видимо, не в этой жизни. И снова обжигающие ванны с шапками пены, душистое мыло, нежные гели, жесткие скрабы, шампуни, ополаскиватели, маски. К тому моменту, когда Вения заворачивает меня в белое махровое полотенце, мой нос перестает различать запахи. Я не чувствую даже аромата духов влетевшей в соседнюю комнату Бряк, хотя отчетливо слышу ее голос. В ответ на мой недоуменный взгляд Вения самодовольно поясняет, что, пусть я и стала ментором, мне все равно жизненно необходима их помощь.

— И выглядеть ты должна ничуть не хуже собственных трибутов, — вставляет Октавия. — Может, только чуть проще, чтобы не затмевать их на Параде.

Вытеревшись, я набрасываю халат и возвращаюсь в комнату, отведенную для моей подготовки к вечернему действу. Хеймитч уже здесь, сидит на столе, опустив ноги в стоящее рядом кресло и с презрительной усмешкой листает толстый ежедневник с обложкой из натуральной кожи, подозрительно смахивающий на блокнот Эффи, который та вечно таскает за собой. Судя по преувеличенно-равнодушному виду Бряк, смотрящейся в зеркало, это он и есть. Потеснив ментора, я устраиваюсь в кресле и с удовольствием озорного ребенка наблюдаю в зеркале за уничтожающими взглядам, которые капитолийка незаметно посылает мужчине из-под неестественно-длинных ресниц. Хеймитч тихо зовет меня по имени. Я поворачиваюсь: он делает страшные глаза и шепчет одними губами «развлекаемся как можем». Я откидываюсь на мягкую спинку кресла, и негромко смеюсь.

Несмотря ни на что, подготовка к Параду проходит довольно весело: на минуту я позволяю себе забыть о поводе, по которому мы собрались, и целиком отдаюсь предпраздничной суете. Цинна приносит наши наряды и, жалуясь на нехватку времени, снова убегает к Примроуз. Флавий и остальные кружат надо мной, обсуждая что станет последним писком моды в этом году. Когда они наконец выпускают меня из своих объятий, приходит очередь Хеймитча. От его ругательств Эффи картинно закрывает уши руками. Я перебираюсь на кровать и с любопытством спрашиваю напарника, кто работал над его образом раньше, до Цинны.

— Образ? О чем ты, детка? — раскатисто смеется Эбернети. — Я и сам был способен произвести впечатление на зрителей и спонсоров, без тонн косметики и вороха ярких тряпок.

Суетящаяся вокруг него команда дружно поджимает губы:

— Да уж, впечатление, сногсшибательное во всех смыслах.

— Ни один стилист не выдержал больше года, — отвернувшись от зеркала, поясняет Эффи. — Цинну смело можно причислять к лику святых, с его бесконечным терпением. А ты, даже с твоим наплевательским отношением к высокой моде, просто ангел по сравнению с этим чудовищем!