Я закатываю глаза: Эффи в своем репертуаре. Даже сама того не желая и действуя исключительно из самых добрых и светлых побуждений, она умудряется разволновать и так нервного трибута еще сильнее.
— Бряк, оставь ее в покое. Захочет — поест, у нас еще есть время.
Примроуз бросает на меня благодарный взгляд и тянется за высокой кружкой с горячим шоколадом. Я наливаю в стакан сок и поворачиваюсь к Питу и Хеймитчу.
— Что у вас нового? Как прошла тренировка?
Вчера вечером, вернувшись к себе, я заперла дверь и, приняв душ, заползла в постель. Я долго не могла уснуть, но не решалась позвать Хеймитча: не хотела, чтобы он видел меня в том полуобморочном состоянии, в котором я вернулась с тренировки. Он бы узнал обо всем, что произошло в том зале, по одному моему взгляду. После душа, расчесывая влажные волосы, я долго смотрела в глаза своему отражению, пытаясь увидеть, чего в этом взгляде больше — сожаления и раскаяния или безумия и злости. Укрывшись одеялом с головой, я слушала стучащий по крыше пентхауса дождь и представляла, как он смывает самые болезненные воспоминания о сегодняшнем дне. Ночь прошла спокойно, зато теперь Эбернети не переставая сверлит меня взглядом. Мы разговариваем на отвлеченные темы, обсуждая наши дальнейшие шаги и давая советы трибутам, как следует вести себя на демонстрации навыков.
— Уже решили, чем будете завоевывать сердца спонсоров? — насмешливо спрашивает Хеймитч.
Пит неуверенно кивает, а Прим лишь бледнеет, сравниваясь по цвету с белоснежной салфеткой, которую она держит в руках. Мы с ментором переглядываемся. Нахмурившись, я еле заметно качаю головой.
Эбернети ловит мою ладонь на выходе из пентхаусе и тянет за угол. Я морщусь от боли: забыла принять болеутоляющее и смазать раненную на тренировке руку мазью.
— Ты в порядке?
— В полном.
Он показывает на забинтованную ладонь.
— Что случилось вчера?
— Днем — ничего. А что касается ночи… Прости, напарник, — грустно усмехаюсь я. — Мне просто хотелось побыть одной.
— Как тренировка?
Я молча смотрю на него; из груди вырывается странный звук — нечто среднее между смешком и всхлипом.
— Значит, совсем паршиво.
— Не совсем, но вроде того.
— Эрика, ты же с самого начала знала, чего ожидать.
— Знала, Хейм, — устало обрываю я его.
Мы провожаем трибутов в комнату, где они будут дождаться своей очереди продемонстрировать Организаторам полученные за неделю тренировок навыки, а затем возвращаемся в пентхаус. Наступает томительное ожидание. Я стою у окна, с притворным увлечением наблюдая за жизнью муравейника под названием Капитолий. Эффи что-то старательно записывает в ежедневник. Хеймитч ходит по комнате, касаясь всего, что попадется ему под руку. В какой-то момент он подходит ко мне и о чем-то спрашивает, но я лишь рассеянно киваю, не слушая ни слова из того, что говорит мужчина. Ему надоедает это занятие и, осторожно потрепав меня по распущенным волосам, Эбернети снова принимается мерить шагами гостиную.
Вскоре к нам присоединяются Цинна и Порция. Эффи о чем-то увлеченно беседует со стилистом Пита, в то время как парень обменивается приветственным рукопожатием с Хеймитчем и подходит ко мне.
— Привет, Генриетта.
Я только улыбаюсь в ответ.
— Как ты?
— Надеюсь, что моя подопечная дотянет хотя бы до начала Игр.
— Уверен, она переживет и финал, — Цинна и сам не верит в то, что говорит, но я благодарна ему за теплые слова и попытку успокоить неопытного ментора.
— У тебя все готово для завтрашнего вечера?
— Почти. Но прежде, чем внести последние штрихи, я хотел бы услышать твои пожелания.
— Я ведь не стилист, Цинна, — напоминаю я готовому возразить собеседнику. — И мы много раз обсуждали то, как должна выглядеть Примроуз в глазах зрителей.
— Просто назови то, что должно быть самым важным в ее образе, — настаивает он.
— Хорошо, — я сдаюсь под его неожиданным напором и, на минуту закрыв глаза, представляю себе Прим среди толпы разодетых и разукрашенных соперников.
Мысли упрямо возвращаются к церемонии Жатвы. Я вижу свою подопечную, медленно идущую мне навстречу. Смотрю в испуганные глаза. Обнимаю за плечи. Девочка кажется слишком маленькой и хрупкой для обрушившейся на нее беды. Она не готова. Я бы хотела иметь достаточно сил, чтобы повернуть время вспять и позволить ей вернуться домой. Открыв глаза, моментально ловлю внимательный взгляд стилиста.
— Что ты видишь?
— Что ей здесь не место. Что она не отсюда, не из этого жестокого мира, тонущего в море крови. Что она выше всего этого. Что она живая, в отличие от всех нас.
По мере того, как я говорю, в глазах творца вспыхивают искорки. Мне уже знаком этот взгляд стилиста: он загорается только в момент, когда кто-то или что-то вдохновляет его обладателя.
— Да, — медленно протягивает парень в ответ. — Кажется, я понял, о чем ты думаешь.