Игра на двоих (СИ)

Я вдруг вижу на ее месте не взрослую девушку, но совсем маленького, беззащитного ребенка, который и сам не понимает, как смог натворить такое. Она в растерянности, в смятении, в отчаянии. И ей безумно, бесконечно страшно. Она — не мы. Я и Хеймитч сознательно ввергаем всех и вся в войну — пусть и не сразу, не рывком, но медленно, постепенно, осторожно. Шаг за шагом, чтобы держать все происходящее под контролем. Китнисс никогда не думала об этом. Не подозревая о наших планах, она искренне не понимает, как смогла зажечь факел восстания. Девушке нужно совсем не это: она просто хочет, чтобы все ее близкие были живы и здоровы, и Сноу не коснулся их ядовитыми шипами своих роз. Я не знаю, думает ли она все еще о мести за сестру. Я верю, что Китнисс никогда и ни за что не забудет, кто виноват в гибели девочки. Но вряд ли она готова обратить в прах весь мир, чтобы добраться до Президента и сомкнуть пальцы на его горле, как упорно и методично делает это Хеймитч, чтобы отомстить за нас и наши разрушенные до основания жизни.

Только мне кажется, что Эвердин начинает осознавать все происходящее вокруг, как она хватает ментора за руки, умоляюще смотрит в глаза и просит помочь им обоим пережить этот проклятый Тур. Нет, она так ничего и не поняла. Вот он, момент, когда бывший трибут узнает, что Игры — это навсегда. Хеймитч качает головой; я почти вижу, как его губы искривляет злая усмешка.

— Этот Тур? Проснись! С возвращением домой ничего не закончится. Этот поезд, с которого вы так хотите сойти — вся ваша жизнь! Попробуйте выйти не на той станции, и Сноу моментально уничтожит вас, ваши семьи и ваших менторов!

Китнисс переводит умоляющий взгляд с меня на Хеймитча. Прости, девочка. Не мой выбор. В нашем мире надо платить за все, даже за жизнь. Эбернети смягчает тон, ставший из насмешливо-рассерженного поучающе-властным, почти покровительственным. Он рисует перед ошеломленными трибутами картину их будущего, безрадостного в своей неизбежности и предсказуемости. Теперь, с этого момента и до последнего дня своей жизни, они должны быть всегда вместе. Жить, есть, спать, гулять, посещать балы и званые обеды, тренировать трибутов, приезжать в Капитолий и возвращаться в родной Дистрикт. Рука об руку. От рассвета до заката, от захода солнца до его первого утреннего луча. Иначе все теряет смысл. Иначе вся система рушится. Сноу не может допустить, чтобы это произошло. Мы не можем допустить, чтобы это произошло не по нашему плану.

— Сейчас ваша задача — отвлекать всеобщее внимание от настоящих проблем! — подводит итоги короткой нравоучительной беседы Хеймитч.

— И что же нам делать? — интересуется Мелларк.

Мне нравится, что на его лице, в отличие от Китнисс, нет выражения обреченной покорности. Он больше похож на человека, получившего в свои руки руководство к действию и готового принять его как единственно верное направление своего дальнейшего движения.

— Улыбаться, — отвечает ментор, — держаться рядом друг с другом, читать карточки, которые дает Эффи. Следовать правилам — тем, что предлагаем мы, и тем, что установил Сноу. И будете вы жить долго и счастливо!

За все то время, что я знаю Хеймитча, никогда не слышала в его голосе столько иронии.

— Ну как, справитесь? — мой вопрос только для Китнисс.

Та лишь кивает. Пит подходит и крепко обнимает ее. Девушка опускает голову ему на плечо и смотрит в грязное окно, наблюдая, как миротворцы замывают пятна крови на Площади. Не боясь быть замеченным в кромешной тьме, что окружает нас, Хеймитч легко сжимает мою руку в своей и, обращаясь к трибутам, но смотря только на меня, говорит:

— Вы справитесь. Я обещаю.

Я знаю, что он сдержит обещание.

И все продолжается. День за днем. Дистрикт за Дистриктом. Одна карточка сменяет другую, но смысл сказанного не меняется. Благодарность и восхваление Панема за то, что свел их и милостиво позволил любовной истории получить счастливый финал. Написанные Бряк речи звучат, на мой взгляд, излишне пафосно, но мертвые интонации Пита и Китнисс заметно ослабляют производимый ими эффект. Эффи злится, Хеймитч хмурится, я задумчиво покачиваю головой в такт, пока стою на сцене рядом с ними и жду, когда, наконец, закончится этот фарс.

Победителям дарят цветы и памятные таблички, приглашают на торжественные ужины. Экскурсии отменены, и на то есть сразу несколько причин. Я внимательно смотрю по сторонам, пока мы проезжаем уже знакомые мне и Хеймитчу места. Все выглядит еще хуже, чем в прошлом году. Почти каждый Дистрикт, кроме самых близких к Капитолию, переживает небывалый упадок. Конечно, Сноу не хочет портить впечатление от Тура пустыми серыми пашнями, мертвыми садами с гнилыми фруктами, тощим от нехватки еды скотом. А еще Президент боится беспорядков, которые могут устроить местные жители. На Главной Площади, пока Китнисс и Пит держат речь, миротворцы еще могут контролировать недовольную толпу, но кто знает, что может случиться в любом другом месте — в открытом поле или в темном переулке.