Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы

В начале 2007 года Майкл Бэрри очутился в типичной для него странной ситуации. Он купил страховку на массу реально дрянных низкокачественных ипотечных облигаций, созданных на основе кредитов 2005 года, но это были его личные дефолтные свопы. Другие практически не имели с ними дело – почему-то считалось, будто кредиты 2005 года качественнее кредитов 2006 года. На языке рынка облигаций они назывались «старыми». Это был самый главный аргумент: пулы кредитов, против которых он ставил, воспринимались как «относительно чистые». Чтобы доказать ошибочность подобных утверждений, Бэрри провел собственное исследование и выяснил: дефолты по пулам кредитов, на понижение которых он ставил, были почти в два раза вероятнее, чем в целом по сделкам с низкокачественными бумагами 2005 года, а обращения взыскания на недвижимость по ним – на треть. Кредиты, выданные в 2006 году, были действительно хуже кредитов 2005 года, но и последние качеством не отличались, а, кроме того, были ближе к моменту изменения процентной ставки. Для игры на понижение он выбрал самых подходящих домовладельцев.

На протяжении 2006 года и в первые месяцы 2007 года Бэрри посылал свой перечень дефолтных свопов в Goldman Sachs, Bank of America и Morgan Stanley с просьбой показать его потенциальным покупателям. Он хотел получить представление о рыночной цене. В этом, в конце концов, и заключалась официальная функция дилеров – посредничество и формирование рынка. Однако данную функцию они не выполняли. «Создавалось впечатление, что дилеры просто брали мой перечень и делали ставки сами», – говорит Бэрри. С каждым месяцем от сервисеров, отвечавших за сбор платежей по кредитам, поступали все более тревожные данные: качество кредитов, лежащих в основе облигаций, стремительно ухудшалось, тем не менее стоимость страхования этих облигаций падала. «Логика меня подвела, – сокрушается Бэрри. – Я не мог объяснить происходящее». В конце каждого дня проводился небольшой перерасчет: если рынок низкокачественных бумаг падал, банки переводили деньги ему, а если рынок укреплялся, он переводил деньги банкам. Судьба Scion Capital зависела от этих ставок, но в краткосрочной перспективе она определялась не открытым и свободным рынком, а Goldman Sachs, Bank of America и Morgan Stanley, которые ежедневно решали, принесут дефолтные свопы Майка Бэрри прибыль или убыток.

У Майка Бэрри и вправду сформировался весьма необычный портфель дефолтных свопов. Они отбирались необычной личностью, обладавшей необычным взглядом на финансовые рынки и действовавшей без оглядки на кого-либо. Одно только это обстоятельство позволяло фирмам с Уолл-стрит навязывать ему свои цены. Поскольку никто больше не покупал и не продавал аналогичные инструменты, определить их стоимость было крайне затруднительно, поэтому Goldman Sachs и Morgan Stanley определяли ее на свое усмотрение. Бэрри выявил закономерности в их политике управления рынком: все хорошие новости относительно рынка жилья и экономики в целом трактовались как подвод потребовать дополнительное обеспечение со стороны Scion Capital, плохие же новости рассматривались как не имеющие отношения к сделанным ставкам. Фирмы всегда заявляли, что у них нет собственных позиций, а портфель сбалансирован, но их поведение свидетельствовало об обратном. «Чистая позиция банка определялась в соответствии с выбранным ориентиром, – говорит Бэрри. – Не думаю, что эти ориентиры у них были рыночными. Скорее, они руководствовались собственными потребностями». Иными словами, причиной, по которой банки не признавали прибыль по его ставкам, было то, что они сами находились на другой стороне. «При общении с дилерами они разговаривают с тобой, глядя на свой баланс, – писал он в марте 2006 года своему юристу Стиву Друскину. – Содержание баланса и есть их точка зрения. Goldman, похоже, влез в это по уши. Они говорят так, будто с пулами ипотечных кредитов все в порядке. Ни к чему нагнетать панику… и это приносит определенные плоды. Пока они в состоянии привлекать на рынок больше денег, проблема не возникает. Именно это и происходит последние три-четыре года».