Игра на выживание

Джефф сейчас далеко, в тихом, спокойном месте — не таком, как наш мир. Его душа где-то путешествует, тело набирается сил. Жалко будить.

Ладно, подожду до завтра. Чувства никуда не денутся.

Но сначала… Наклоняю голову и нежно прикасаюсь губами к его лицу.

Я никогда так не делала. Не трогала Джеффа. То есть трогала, конечно, — но не так, без всяких телячьих нежностей. Ближе всего мы были, когда я подначивала его в первом классе. А он даже не повелся. Вот.

Мое дыхание на его бедной раненой щеке. Поцелуй в глаза. Поцелуй в озабоченный лоб.

И в губы.

Мятные, надо же.

Музыка еще играет, но возвращаться туда я не хочу.

Укладываюсь в свою кровать и включаю «айфон». Нахожу любимое видео с Чарли.

Братик становится на ковер перед камином, мы с мамой хлопаем. Он сцепляет руки на животике и шепеляво, фальшиво затягивает:

Мы поем… с гордостью… Мы поем с гордостью, сердца наши открыты… Мы поем… мы поем… с гордостью Мы поем с гордостью… мы поем с гордостью…

Личико серьезное, глаза смотрят в потолок, сам раскачивается туда-сюда. Чарли забывает слова, комкает песню и кланяется. Потом, застеснявшись, убегает к телефону. Берет трубку — и все, конец фильма.

Включаю сначала. Я видела этот клип сто тысяч раз. Иногда я прокручиваю ролики с Чарли снова и снова, пока батарея не разрядится. Тогда ползу к Умнику и прошу зарядить.

Пока братик мне поет, я хоть капельку жива.

Выключаю телефон и долго глажу экран большим пальцем. Наконец засыпаю.

Глава 27

Джефферсон

Донна, Питер и Пифия уходят с Тейлор и ее одичалыми подружками-нимфетками, а я отправляюсь к Умнику. Он рассматривает пластмассовую детальку.

— Что, «Лего» сломался? — спрашиваю.

— А… нет. — Он растерянно моргает. — Я хотел поговорить про свинью.

— Про какую свинью?

— Ту самую свинью. Которую Скуластый с приятелями собирался нам продать.

— Интересное ты слово выбрал, «продать».

— Хорошо, обменять на наших девушек. Ничего не напоминает?

Я в недоумении.

— А я вот вспомнил, чему нас учили в школе, — говорит Умник. — Трехсторонняя сделка и все такое. Помнишь? Патока — за рабов, рабы — за одежду.

— И какая же третья составляющая в нашем случае? Свиньи — за девушек, девушки — за что?

— Не важно, — отмахивается он. — Важно другое: зачем им вообще понадобился обмен? И откуда взялась свинья?

— Они хотели выменять девушек для… ну, ты понял.

— Не въезжаю. — Умник хмурит брови. — То есть да, девушки для них как товар, я понял. Но мне кажется, не это было истинной причиной. В смысле — почему они пришли именно к нам?

— За первоклассными женщинами?

— Нет. Ну да, они первоклассные, но не для такого. Не легче ли было взять пленников? Конфедераты же не представляли, что у нас за… общество.

— А им без разницы. Когда мы не захотели меняться, они решили нас заставить.

— Верно. С равноправным торговым партнером так не поступают.

— Да. Тогда почему они просто не отобрали у нас, что хотели? — Я все еще не понимаю.

— Опасно. Зачем, если можно получить желаемое другим способом? Неравный обмен. С… колонией. Когда кого-нибудь колонизируешь, необязательно его убивать. Навязываешь покоренным свою систему — и они сами отдают тебе все, причем в обмен на то, что им не нужно.

Опять курс высшей экономики. Мысленно слышу недовольный вздох Донны.

— Меркантилизм, — киваю я. — Только девушки тут при чем?

— Ты что, не слушал близнецов? Девушки не хотят служить конфедератам. А вдруг им удастся сбежать и объединиться? Они могут даже войну затеять.

— Ясно. Поэтому конфедераты решили нас поработить. И забрать наше… имущество, — заключаю я. — Всем что-нибудь да нужно. Тоже мне новость.

— Не все так просто. Кто вырастил свинью? А молоко?

— Точно, в капучино.

— Вот-вот. Откуда молоко? С катастрофы прошло уже два года.

— Может, консервированное какое-нибудь? Или, помнишь, в коробках?

— Ультрапастеризованное молоко хранится не больше года, — качает головой Ум.

— Ладно. Значит, у конфедератов имеются коровы. И что?

— У них столько свиней, что есть даже лишние.

— Точно. Никто не предлагает на обмен то, чего у самих мало. — Кажется, до меня начинает доходить, куда клонит Умник.

Фрэнк работает как проклятый, стараясь выжать из огородика на Площади больше одного урожая, но нам все равно приходится искать еду в городе — да и та заканчивается.

Призраки выращивают овощи в Брайант-парке, однако без человечины им тоже пропитания не хватает.

Кроты под землей и вовсе голодают.

— У конфедератов есть фермы, — потрясенно говорю я. — Не просто маленькие участки то тут, то там. Не огороды. Крупные хозяйства. На севере, на Лонг-Айленде.

— Именно.

— А что, если эти фермы им не принадлежат? Вдруг конфедераты сами — торговые партнеры, или колония, или еще что-нибудь?

— Какая разница! — морщится Умник. — Тут главное…

— Главное, где вдоволь еды — там есть будущее, — перебиваю я.

Значит, еду можно запасать. Значит, можно жить.

Значит, можно начать все сначала.

Если.

Если Умник прав насчет Хвори. Если мы сумеем что-то придумать. Если доберемся до острова Плам. Если.

— Если разберемся с Хворью, Умник…

— Что тогда?

— Тогда решим вопрос с конфедератами.

— Как решим?