Игра над бездной

Странные это были мысли, счастливые и в то же время грустные. И было в них известное противоречие, нечто такое, чего ум человеческий был не в состоянии додумать до конца: если живым быть так прекрасно и так прекрасно жить, тогда это в равной мере справедливо для всех прочих живых существ. Так же, как я, они любят жизнь и радуются каждому мигу, дарованному судьбой, чтобы дышать под этим благодатным солнцем и под этим чистым звездным небом. Всем хватит места на земле, и при желании можно жить так, чтобы не обременять другого — надо только захотеть этого.

Потом он вспомнил о клятве Ганнибала, и восторженная настроенность внезапно погасла. Но это его не обрадовало. Голова вновь налилась жаркой тяжестью — и в затылке больно закололи мелкие иголочки.

— Нет ли у тебя порошка от головной боли? — спросил он у Ирены. — Говорят, иногда помогают.

— Почему ты сразу не попросил? — упрекнула его Ирена. — Сейчас дам, и я уверена — через пять минут ты будешь здоров.

Она вышла в другую комнату за водой. Потом покопалась в своей аптечке — наверно в нее лазила Тина и все тут перепутала. Наконец, нашла то, что искала, и вернулась к Илмару.

— На, выпей и спокойно полежи.

Илмар принял порошок, сморщился и его передернуло.

— Ну и мерзость!

— Лекарства принимают не для удовольствия.

— Что и говорить! Веришь или нет, но такую гадость беру в рот впервые.

— Это с непривычки; а теперь покой. Не думай, не разговаривай, не шевелись.

Забавно было лежать и ждать чуда, когда порошок подействует. Но Ирена в этом ничего забавного не видела, а чуть позже, когда лекарство и в самом деле оказало действие, Илмару тоже стало не до улыбок.

Началось нечто загадочное и роковое.

4

Прежде всего странным показалось то, что после приема порошка головная боль не утихла, — Илмар только меньше ее чувствовал, потому что в мозгу начался какой-то стремительный, болезненный процесс.

Он пьянел и в то же самое время ощущал в себе странную напряженность. До тех пор, пока он сознавал происходящее и понимал, что делает, эта напряженность казалась приятной, и он был удивлен внезапно поднявшимся настроением, странной удалью и вызывающим бесстрашием, которое овладевало им все сильнее. Ему хотелось говорить смело и беспощадно, выступать обнаженным перед всем миром и расхохотаться над опешившими от его столь неожиданного шага. Но покуда искусственный раздражитель не парализовал его волю и не раскалил остальные нервные центры до взрыва, он еще понимал, что этого делать нельзя, что это опасно и потому всеми силами надо сопротивляться нелепой прихоти.

Лицо его побледнело, даже приобрело зеленоватый оттенок; тяжелое, дурное опьянение и усталость наваливались как тьма — еще мгновение и вот он уже ничего не понимал, не сознавал и, мучимый припадком, начал метаться по дивану. И в момент перехода от бодрствования в противоестественное забытье всплыл груз тайных мыслей, и с души человека спала маска.

Слова, поначалу бредовые и бессвязные, затем становившиеся все более отчетливыми и упорядоченными в логические предложения, ужасающим, неудержимым потоком хлынули с его уст, словно торопясь обогнать друг друга, словно не в силах дождаться, когда их произнесут вслух.

Увидав, что Илмару становится худо, Ирена помчалась на кухню за водой. Но он был уже невменяем и опрокинул стакан. Вода пролилась ему на грудь, но он и этого не почувствовал. Тогда Ирена вспомнила, что у нее дома есть нашатырный спирт. Она уже хотела пойти за ним, но тут заметила вощеную бумажку из-под порошка, что дала Илмару. Она лежала там, куда ее бросила Ирена. Внезапный импульс заставил ее остановиться и взять бумажку, словно та могла выручить и подсказать, чем помочь Илмару.

Ирена взяла пакетик и, держа его перед лампой, прочла полустертую карандашную надпись. От неожиданности у нее даже вырвался стон, но вместе с тем она почувствовала облегчение: действительно, произошла ошибка и единственно по причине ее, Ирены, невнимательности, но она была не так уж опасна и непоправима, как вообразила Ирена.

Предмет вожделения наркоманов, сильное опьяняющее средство, столь ценимое любителями острых ощущений! Черепов, который сам наркоманом не был (если не считать курение табака), интересовался некоторыми наркотическими веществами и из любопытства пробовал и кокаин, и морфий, и гашиш, и эфир. Он знал особенности воздействия каждого из ядов и знал, как облегчить реакцию пострадавшего от них. Он рассказывал об этом и Ирене в тот раз, когда дал этот порошок, но она не собиралась им воспользоваться и потому не запомнила совет Черепова насчет противоядия. Порошок она убрала в свою аптечку и вскоре позабыла о нем. Как могло случиться, что сегодня она так оплошала, перепутав его с обыкновенными порошками от головной боли? Упаковка была одинаковая, и впопыхах Ирена не прочитала надпись, но главная причина ошибки была, очевидно, в том, что настоящие порошки кончились, — да, конечно, она же вчера вечером велела Тине сходить в аптеку за новыми.