Игра навылет

– На мне тоже лежит тяжёлый грех, – вдруг решился он на неожиданное признание. – Я убил человека и сделал это вполне сознательно. Потому что это была настоящая мразь. Но то, что поступил неправильно, понял только сегодня. Настоящий ад не на небесах, а здесь, на земле. Самые страшные муки – это муки совести.

– Да уж, – тяжело вздохнула она. – Меня совесть мучает постоянно, и сердце начало болеть как раз от этого.

– Вы тоже кого-то порешили? – спросил он.

– Я порешила мою любовь, – ответила Данко. – В отместку за измену мужа изменила сама. А чтобы сделать ему ещё больней, зачала ребёнка.

– Это та самая девочка? – уточнил он.

– Нет, – мотнула она головой. – У меня был выкидыш, а девочку ему родила потом другая женщина.

Небо посветлело, и его край начинал понемногу розоветь. Отделившись от тёмной горы, возникла колокольня, и сразу же начали звонить колокола.

– Вы слышите? – спросил он. – Что они такое играют?

– Всё правильно, так и должно быть. – Ей нравились живые ритмичные звуки, будоражившие долину. – Сегодня ведь праздник, и плясовые мелодии вполне уместны.

Площадь перед собором была забита народом, и все, кто тут находился, были в карнавальных костюмах и в масках.

Дудели в дудки, от которых в ушах стоял постоянный гул. Оставляя на теле синяки, колотили друг друга мешками, набитыми орехами. Кидались сырым тестом и гнилыми помидорами.

Поверху была натянута проволока – от одного фонарного столба до другого. Разгуливая над толпой, канатоходец доставал из штанов резиновую трубку и поливал зазевавшихся зрителей мочой. Они не успели увернуться – и на них тоже пролился вонючий дождь.

Тут же зрители подверглись атаке хищных птиц. Птицы набросились целой стаей и стали клевать людей длинными железными клювами – отбиться от них было не так-то просто.

Помогая хищникам, к ним кинулся дракон. Дохнул огнём в лицо, и он почувствовал, что у него реально горят брови.

– Черти драные, – ругался он, стирая со лба копоть. – Спалят ведь заживо с игрищами этими.

– Бежим к храму, – крикнула она ему в ухо. – Там этой нечисти поменьше.

Кусок площади, прилегавшей непосредственно к собору, был отгорожен от остального пространства живым щитом. Тут держали оборону римские легионеры, и они пропускали внутрь только избранных. Тех, у кого были забронированы места на трибунах, и участников боёв.

Его сочли достойным, разглядев в нём бойца, – и шеренга разомкнулась.

К нему уже бежали с четырёх сторон гладиаторы, и, оттолкнув свою спутницу к зрителям, он приготовился дать отпор.

– Давай! – крикнула ему Данко. – Отделай их как следует.

Он быстро оценил ситуацию и, опередив нападавших, нанёс удар первым.

Подскочил к верзиле, замахнувшемуся на него мечом, и, резко нагнувшись, ударил головой в живот. Вояка не смог устоять на ногах и грохнулся на землю. Он вырвал у него меч и, развернувшись круто, рубанул наотмашь его соратника.

Попал очень удачно, по плечу, и ключица хрустнула, а рука повисла как плеть.

Он сумел завладеть сетью и, набросив её на третьего гладиатора, подтащил к себе и ударил ногой в пах. Тот скорчился от боли и под улюлюканье трибун покинул поле брани.

Последний боец даже не решился к нему приблизиться, и на этом всё закончилось. Ударив в гонг, бургомистр объявил его победителем и обвязал белой лентой.

Трибуны аплодировали, а женщины кидали ему цветы. Болельщики выскочили на поле и, подняв на руках, несколько раз подбросили его вверх.

Он позировал перед камерами и, одаривая репортёров «голливудской» улыбкой, показывал свои замечательные зубы – все десять штук.

Подошёл к Данко и, весь сияя от счастья, вручил ей букет.

– Вы моя прекрасная дама, и эту победу я посвящаю вам.

– Господи, вы такой молодец! – Привстав на цыпочках, она дотянулась губами до его подбородка и оставила на нём своё клеймо. – Теперь вы станете знаменитостью, и все местные красавицы будут пытаться вас соблазнить. Но я никому вас не отдам.

– Пойдём где-нибудь посидим, – предложил он. – Это дело необходимо отметить.

– Ну конечно, нужно, – согласилась она. – Я только с пастором перекинусь парочкой слов. Вы подождёте меня, ладно?

Глава пятнадцатая Данко

Она его сразу узнала, и это был тот самый мальчик, с которым они в детстве гонялись вместе на велосипедах.

Он здорово вытянулся и раздался вширь, но все главные отличительные признаки остались. Сидела по-прежнему на короткой шее круглая, как мяч, голова, и свистел сломанный во время драки нос.

– Вы меня помните? – спросила Данко.

Пастор стоял в полосе света, проникавшего в собор через узкое окно, а её лицо находилось в тени. Он подошёл к ней поближе и потрогал осторожно пальцем шрам, оставшийся на скуле.

– Такое не забудешь, – ответил он. – Мне этот кошмар долго потом снился. Как ты въезжаешь на велосипеде в грузовик и в полушаге от тебя тормозит легковушка.

– Я ведь обернулась, чтобы на тебя посмотреть. – Сейчас она разглядывала большой серебряный крест, висевший у него на груди. – Ты наехал на разбитую бутылку и крикнул мне, чтобы я остановилась. А грузовик вообще неизвестно откуда там взялся.