Игра не для всех. Сталинград

Ползти пришлось долго, минут десять, по неровной земле с порой торчащими из нее камнями. Младший сержант уже успел порвать гимнастерку и возможно галифе — но все это были мелочи. Чем ближе он подбирался к махине бронированной «тройки», тем сильнее стучало сердце казака, гоняя по сильному телу кровь. Подступил было страх, что его вот-вот заметят и раскатают гусеницами прямо здесь же, перед окопами — но Матвей привычно прогнал его усилием воли. Ему часто приходилось бояться в своей жизни — и так же часто он побеждал страх, воспитав в себе настоящее мужество. Сегодня его хватило для того, чтобы подобраться на пятнадцать метров к замершему танку, ведущему неравный бой с единственным сержантом-бронебойщиком. И вот в момент, когда лейтенант Вольф, которому уже не было суждено дослужиться до обер-лейтенанта, радовался своей победе, могучий казак забросил на корму танка тяжелую гранату РПГ-41. После броска хорошо подготовленный младший сержант сразу же упал на землю, переждал взрыв — а после закинул на покореженные жалюзи и бутылку с КС, в считанные мгновения воспламенившую заглохший двигатель.

Вставший танк — мертвый танк. Эта мудрость родилась не на пустом месте. А уж когда твоя машина еще и горит, то и оставаться в ней до последнего нет никакого смысла — по крайней мере, так думал Вольф, спешно покидающий «тройку» сквозь люк в командирской башенке. Когда на корме полыхнул коктейль Молотова, матерый танкист-волчара вдруг отчетливо вспомнил, каково это гореть в бронированной коробке панцера. Воспоминание ему не понравилось — можно сказать даже, что лейтенант вдруг пережил паническую атаку, а может, он просто струхнул. Хотя… Пожалуй, что говорить «пережил» все же преждевременно. Ведь Вольф едва успел вылезти из башенки по пояс, как отстучал короткую очередь «дегтярев» Романа Кондратьева; пули прошили грудь немца. Танкист получил точно такую же рану, как и убитый им пару минут назад бронебойщик. Вот только в отличие от русского сержанта, последним, что увидел немецкий лейтенант, было неотвратимо приближающееся к его лицу пламя…

Глава 10

24 августа 1942 года. Декретное время: 10 часов, 21 минута.

Высота 97,7, правый фланг участка обороны сводной роты старшего лейтенанта Самсонова.

Нырнув в ячейку, я едва не спотыкаюсь об лежащего на дне бойца, лоб и лицо которого густо залиты кровью. Ругнувшись, с нарастающей паникой шарю глазами в поисках бутылки с КС, не нахожу — и уже готовый выскочить наружу, в последний миг замечаю темное стекло в боковой нише. Бросаюсь к ней, одновременно выдергивая чеку из гранаты Пузырева — панцер уже совсем близко, буквально в десяти метрах! Одной РПГ его не остановить, а коктейль Молотова я не брал с собой специально: мог ведь разбиться, пока маневрировал с пулеметом по ходу сообщения. И подпускать к себе «тройку» нельзя, раздавит ведь, тварь…

— Лови!!!

«Ворошиловский килограмм» летит точно под правую гусеницу танка — граната с ручкой, да и дистанция для броска вполне посильная. В ответ бьет очередь курсового пулемета, прошедшая над головой. Привычно ныряю на дно ячейки, спасаясь от взрыва, и тут же начинаю лихорадочно ползти на четвереньках. При этом стараясь не обращать внимания на еще горячее тело погибшего, через которое приходиться переваливаться — самого аж передернуло от брезгливости и одновременного чувства вины. Прости, браток, но тебе уже все равно, а мне еще с фашистами бодаться…

После взрыва усиленной гранаты, надорвавшей гусеницу, «тройка» замерла — опытный мехвод быстро среагировал, спасая машину от окончательной потери траков. Но вставший танк, мертвый танк — и уже буквально через десяток-другой секунд движок панцера заревел и машина начала разворачиваться на месте. Видимо, экипаж решил повернуть ее лбом к окопам и аккуратно съехать назад, метров на двадцать-тридцать, а уже там приступить к аварийному ремонту.

Ну, уж нет, гаденыш, так просто ты не уйдешь!

Взмыла вверх бутылка с КС, прочертя в воздухе короткую дугу и разбившись на бортовой броне — но часть огнесмеси расплескалась и на корме, мгновенно и жарко вспыхнув. Однако экипаж продолжил маневр, все же развернув тройку лбом к траншее и начав движение вниз. Вот только надорванные звенья гусениц уже не выдержали этой нагрузки и лопнули, а съезжающий танк смял, сдавил их своей массой, одновременно довернувшись ко мне горящим боком. Все, голубчики, вы в западне! Огнетушитель уже потратили, и даже если есть еще один — я достану танкиста, которому придется забираться на корму, чтобы потушить пламя. Командир у вас ранен, а я же нахожусь в мертвой зоне для танковых пулеметов и пушки!

Веселюсь, будто и не идет бой в траншее, будто бы и не давит окопы в нескольких десятках метров от меня вторая «тройка». А мотопехотинцы фрицев и того ближе — вон, уже слышны их голоса, совсем рядом слышны, приближаются, гады!