Игра не для всех. Сталинград

Командир пулеметного расчета станкового «максима», сержант Малофеев энергично кивнул. Резким движением он словно бы попытался отогнать наваждение, охватившее необстрелянных бойцов при виде развернутого внутрь клина немецкой бронетехники. Да чего уж греха таить, мне и самому не по себе! Отвык я от таких боев — собственно, в столь масштабных драках до настоящего момента принимать участия мне не доводилось. Даже в том жарком бою у Парпачских позиций, утром восьмого мая, с вражеской стороны не было брошено в бой столь сильного бронированного кулака… Да и само ощущение близкой смерти, необходимость рисковать собой — все это вроде как в новинку, приходиться заново привыкать. Так часто бывает после возвращения на фронт из госпиталя, а тут еще и условия «игры» поменялись. Раньше-то я никак не мог позволить себе умереть, но все равно ведь, уже со второго погружения в глубине души знал, что умерев здесь, проснусь в своей реальности. Пусть потеряв шанс (или практически потеряв!) вытащить Олю — но все-таки сам буду жить! А теперь этой уверенности уже нет — и какого тогда хрена я вновь замер в окопах, забравшись в буквальном смысле волку в пасть?!

Впрочем, в глубине души я, кажется, знаю ответ. Он мне не нравится, но… Похоже, я так и не наигрался в «Великую Отечественную», похоже, что я адреналиновый маньяк или что-то вроде того, раз не могу без этого риска. Головой понимаю — надо оставаться в тылу, надо искать варианты со штабными, а еще лучше тыловыми должностями, но… Но здравый смысл также подсказывает, что в Сталинграде тыловых должностей как таковых не будет, да и не смогу я в «условном» тылу хоть на что-то повлиять. В штабники же не вышел ни званием, ни возрастом, ни образованием в конце концов… Авторитета или умения подхалимничать мне также не хватает… Впрочем, в ближайшем будущем все штабные командиры 10-й стрелковой дивизии НКВД также окажутся на передовой. А уж дезертировать и вовсе глупость, тут точно поймают и к стенке поставят. Так что как ни крути, а полезней всего я там, где смогу повлиять на ситуацию, то есть на передовой. И вся тяга к острым ощущениям — это вроде как бы и не решающий довесок…

Аккуратно протерев промасленной тряпочкой чуть запыленный затвор винтовки, старой доброй «трехлинейки» Мосина образца 1891/30 года, я в очередной раз перебираю на полке, выдолбленной в стенке окопа, свою «карманную артиллерию»: две лимонки и две эргэдэшки в оборонительных рубашках. Так удобней, заранее приготовил, вкрутив запалы, и к подсумкам не тянуться. А две бутылки с заводской зажигательной смесью КС стоят в специальном углублении на дне траншеи, в полуметре от меня справа. Опасная эта штука, заводской коктейль Молотова! Температура горения свыше тысячи градусов, водой его не потушишь, и если липкая жидкость попала на форму, то прожжет и ткань, и мясо до костей. Потому и побаиваются ее красноармейцы: не дай Бог неосторожно разбить бутылку на себе или держа в руках — верная смерть! А так хоть в стороне, даже если во время боя случайный осколок заденет, то огненная смесь не сразу растечется, должен успеть отскочить…