Ну да ладно, глядишь самые виноватые итак нашли покой на дне морском. А с остальными может еще и свидимся… Так вот, Белянка-то загрустит, закручиниться, слезу скупую уронит — и Горыня сам не свой, волнуется, беспокоится, кто обидел… Девушка не сразу, но рассказала, что с семьей беда, да что дом теперь так далеко — кто о ней позаботиться? У варяга грудь колесом — я и позабочусь! На что девка ставит его в весьма неловкое положение одним единственным вопросом: а ты мне кто? Не брат, не отец, не муж… Пару раз подняла эту тему, да отстранила от себя руса — не кружи голову честной деве нетронутой, честь свою по завету родительскому буду для мужа беречь. Хоть и люб ты мне, сокол ясный, очень люб! Но не могу…
Горыню такие слова — словно обухом по голове. Пару раз от девки отстал, а она его вроде как бы исподтишка, а все же заметно, вновь взглядами прожигает! А после к борту ладьи встанет, ветер в ее золотистых волосах заиграет, красиво… Или же на набойные доски обопрется, к воде наклоняясь, да ягодицы широкие, тугие напоказ выставит — тут венд сам не свой, уж в драку готов бросаться на остальных мужиков за взгляды похотливые! А я прочим «сестрам» до поры до времени запретил на себя внимание обращать — не отсвечивайте, дайте я хоть первой из вас судьбу устрою! Короче, вновь ластится к девке — и та снова его привечает, да улыбается своему ненаглядному, даже обнять себя позволит, даже поцеловать себя вечером поздно, когда только я один не спал и ждал по взаимному с ней уговору… Ну, чтобы вмешаться, коли не поймет Горыня отказа от дальнейшего развития. А за поцелуями вновь отказ — не губи душу честной девы, не поругай ее чести, коли не муж! Ну, так приятель мой и распалился — давай мол, девка замуж! Что же не жениться, коли ты мне люба! Даже без приданного возьму — я твое приданное с топора у свеев забрал, да после к нему и еще прибавлю!
Ага, счаз-з-з…
Выкатила тогда обрадованная Белка, что счастливее ее нет девы на всем белом свете! Да вот беда — выйти замуж она может лишь за христианина.
Варяг тогда опешил, стал звать ее в старых богов верить, ругаться начал, взъярился — но тут уж и я вмешался, приструнил товарища. Отпустило его понемногу, сгорбленный, ушел он на свою скамью — по соседству с моей стоящую. А на следующее утро я ему в лоб все и сказал — правда тихо, так, чтобы другие не слышали. Сказал, что вера в истинного Бога самая правильная, что только христиане смогут спастись в Царстве Небесном. На что он мне едва ли не выкрикнул — нет лучше богов, чем богов предков, нет и не было! Я тогда промолчал, выждал день другой — а тут как раз бой и случился с данами.
«Сеча была зело крепкая», как сказал после Ратибор. И действительно, из шести десятков воев под конец рубки только два с половиной и осталось, притом половина уцелевших — лучники. Крепко рубились даны, даже когда их наполовину окружили да стрелами со спины выбивали… Впрочем, без стрелков еще неизвестно, чья бы взяла. Сдается мне, победа осталась бы за данами — да и так едва ли не вся дружина варяжская пала. В последние мгновения схватки мы с вожаком и еще одним русичем, Храбром, втроем у носа ладьи встали, перегородив путь к девкам… А после боя ярл устало лег на днище, продышался, и затем обратился ко мне:
— Ты ромей, принят в дружину. Насовсем. Долю в добыче получишь полную… И спасибо, что жизнь спас. Не забуду.
Я тогда только головой покивал, сил говорить не осталось от слова совсем — сам едва не рухнул, ощутив страшную усталость и боль в мышцах, да побитых руках… А Горыня, чудом уцелевший, сражаясь на хвосте, после сечи все удивлялся — как я выжил? Ведь меня первого, считай, опрокинули!
Между прочим, за то, что именно с меня даны строй разбили, я очень переживал — думал, что братья-славяне после претензию выдвинут, мол, из-за тебя столько людей погибло! Но приятель мне истолковал подноготную происходящего. Атакующее построение у викингов — это практически всегда клин, по крайней мере, если у нападающих есть численное преимущество. Вступая в бой, Ратибор надеялся, что даны будут защищаться с обоих бортов, что его воям хватит сил сдерживать натиск противника, покуда лучники одного за другим выбивают врага. Ведь отличие от славян, у которых стрелков всегда было много, скандинавы лучников не шибко привечают, и ответить им было бы особо нечем… Да вот пошло не так, как думал вождь, датчане ударили многочисленным клином — и строй они бы протаранили однозначно. А броски сулиц, что при попадании в щиты значительно увеличивают их вес, заставляя воинов опускать руки — это, как оказывается, есть один из излюбленных приемов викингов.
В общем, если кого в чем и обвинять, то самого ярла русов, необдуманно принявшего бой с равным противником. Но Ратибора никто обвинять ни в чем не стал — несмотря на потери, добыча нам досталась знатная: на одном перехваченном Деяном кнорре везли франкские клинки, кольчуги и шлемы, на другом — груз качественного сукна и судовую казну. И кстати, семьям погибших (у кого они были) уцелевшие варяги выделили честную долю.