Игра не на жизнь. Проходная пешка

— А если я сейчас прикажу тебя распластать, а потом повесить, как шпионку? — вернул мне мою ухмылку мужчина.

Я вздохнула, пожала плечами и огляделась. Вокруг меня сидели, лежали здоровые, сильные и уверенные в себе мужики. Такие разложат — мало не покажется!

— Не выдержу я всех… вешать уже нечего будет.

Козак внезапно ударил рукой по земле и весело заржал в полный голос. К нему присоединились остальные.

— А ты, девка, и вправду не боишься!

Я не стала его уверять в обратном, пряча под скромно опущенными ресницами ужасы Уфаля и изматывающую осаду замка. Для козаков меня там не было и не могло быть, и растерзанные трупы женщин и детей я видеть никак не могла. И про ордынцев ничего знать не должна была. А значит, не должно у меня быть страха перед ними… только настороженность.

— А спляши нам! — внес предложение другой козак, по-хозяйски навешивающий приличных размеров котелок над моим скромным кострищем.

— Рада бы… да раны еще болят, — я легонько погладила руку.

— Покажи! Да не бойся, девка! У Гната есть мазь чудодейственная, через пару дней будешь плясать как новенькая!

Козаки сразу стали жалеть «бiдну дiвчину», уже не порываясь никоим образом ее «распластать». Пришлось снять сначала плащ, выставив на всеобщее обозрение скьявону, чем вызвала вторую бурную волну обсуждения. Закатала рукава рубахи и показала неровно срастающиеся шрамы. Мазь была и вправду чудодейственная, так как только я смазала руки, как шрамы начали уменьшаться на глазах, пока не превратились в узкие, тонкие полосочки.

— Ой! — только и сумела сказать я, вконец офонарев от такого действия лекарства. — А можно мне еще… у меня нога тоже задета.

— Так давай ее сюда! Твою ногу!

Ну, уж нет! Где-то должна быть черта моей скромности. А то сначала ручку, потом ножку, а потом и все остальное захочется.

Под дружный хохот козаков я забрала баночку и умоталась в ближайшие кусты. Там, прячась между деревом и накинутым на сук плащом, сняла штаны и намазала мазью ногу. Подействовало так же. Интересно, сколько будет такая баночка стоить и можно ли ее как-нибудь спереть для Рандира?

Баночку с мазью пришлось все-таки отдать Гнату. А жаль! К тому времени сварилась пшенная каша, в которую по старой доброй украинской привычке щедро нарезали сала. Я вытащила из заплечного мешка лепешки и поделилась с мужиками.

Куренной атаман, представившийся как Конаш с ударением на первый слог, напомнил мне легендарного гетмана Запорожской Сечи Петра Конашевича-Сагайдачного. Уж не родственники ли?

Обменявшись едой, я немного расслабилась. Раз приняли мой хлеб и поделились своей кашей, то убивать уже не будут. По крайней мере, сейчас. Главное — не бояться и в дальнейшем. Они ведь как волки, страх чуют и реагируют соответственно — нападают без разговоров. Сколько раз я видела на трассе, когда нормальные с виду мужики вдруг становились неконтролируемыми маньяками, и наоборот, страшные, в татуировках, бывшие зэки, вставляющие в мат слова через второе на третье, относились по-человечески, не пытаясь сделать из тебя дорожную шлюшку. Ну не будет хищник нападать только ради того, чтобы посмотреть, как у жертвы кишки расположены, если не намерен чем-то поживиться! А у меня брать нечего, разложить — так на всех не хватит, а вот порадовать мужской непритязательный взор хорошим профессиональным танцем — это много стоит! Так что сегодня ночью я могу за себя не бояться. А вот завтра в лагере… а меня завтра точно в лагерь потащат… могу начинать опасаться за свою жизнь.

~~~

Утро ничего хорошего, кроме сырого, пробирающего до костей тумана, не принесло. От земли уже ощутимо тянуло холодом. Почему-то в сказках зима настает позже, а у сказочных героев обязательно при себе имеются теплые, подбитые мехом, непромокаемые плащи. Мой плащ никакими такими свойствами не обладал — он промокал от росы, парил днем и плохо согревал под утро, когда от костра оставались серо-черные круги выгоревших дров.

Как-то за всеми приключениями я не заметила, как дыхнула промерзлым утренним инеем на траву осень. Как запестрели теплыми красками кусты, будто противопоставляя свои огненные листья белой изморози. А ведь уже середина октября. Где-то, не замеченный мной, мелькнул мой день рождения. Я стала на год старше. Я стала старше на десять лет, если учитывать все случившееся. Где та девчонка, которая считала, что нет ничего, с чем бы она не справилась? Которая считала, что наглость не второе счастье, а первое? Боги, неужели этот мир — это то, что я всегда хотела: сражения, интриги, сильные и красивые мальчики… хотела — получи! А на изломе-то — хрусть! И уже не хочется ни мальчиков, ни крови, ни страха. А только уйти в сторону, махнув рукой, и спрятаться под тепленьким домашним пледом не получается.