Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Он — великий и смелый Стругальщик слов, или, если назвать его одним метким словом в его же собственной манере, — Логодедал. Все его фразы совпадают с его обликом и поведением, как если бы они специально заучивались, чтобы развеселить всех опечаленных на свете; его рассуждения рассеивают все обманы и заблуждения, они в состоянии сдвигать с места камни, возвращать разум безумным, опорожнять мочевой пузырь, распутывать самые тугие узлы подагры, исцелять там, где пристыженная Природа низко опустила свою голову, а Медицина показала свою спину. Он является не только Противоядием от всех печалей, но и пожизненным Охранителем вашего весёлого настроения. Любой находящийся в его компании забывает обо всём на свете; имея дело с ним, человек не нуждается ни в каких колледжах. По мнению многих, он поддерживает свою жизнь за счёт того, что выпускает из себя больше воздуха[147], чем вдыхает. Опасаются, что его брюхо может подать иск в суд лорда-канцлера против его рта, который выбалтывает из себя всю поглощаемую пищу. В любой компании он становится Главным Языком, и если можно надеяться на появление вечного двигателя, то только отсюда. Он засыпает вас вопросами: Как дела? Какие новости? Приходилось ли вам путешествовать? Каково там? Как вам понравилась моя книга? И тысяча пустейших вопросов сыплется из него без умолку, без всякой жалости к тому, кто оказался его жертвой.

Чтобы ещё лучше представить себе этого непревзойдённого путешественника, вам полезно будет узнать, что он часто сиживает в самых непринуждённых компаниях за уставленным яствами столом, и хотя он восседает там как гость, но подаётся, скорее, в качестве особого блюда, и при этом он старается ничего от себя не оставить впрок для следующего дня. И в заключение скажу о самом главном в нём: это настолько независимый Автор, что он хотел бы всегда оставаться только самим собой, не нуждаясь в том, чтобы его Книгу связывали с ним. Здесь заканчивается Характеристика, сопровождаемая Характеристическим Акростихом.

ВСТУПЛЕНИЕ К ВИРШАМ, КОТОРЫЕ ЗА СИМ СЛЕДУЮТ

Здесь, благородный Читатель, я представляю тебе хвалебные и панегирические стихи некоторых наидостойнейших Умов этого Королевства, сочинённые особами выдающихся достоинств и высокого положения, не менее известными своими заслугами, чем блестящим остроумием; ныне эти особы соблаговолили снизойти до того, чтобы попытаться возвысить и украсить мои вымученные писания, невзирая на их очевидные недостатки (которые я чистосердечно признаю), несравненными и изысканными плодами своей утончённой фантазии, выраженными ими на самых просвещённых языках мира. Здесь, в своей книге, я выставляю для твоего обозрения такое невиданное изобилие стихов, её восхваляющих, подобно которому ты не найдёшь ни в одной другой книге из всех, напечатанных в Англии за все эти сто лет[148], но я прошу тебя не приписывать появление этих лестных стихов какому-то честолюбивому хумору моему, как будто это я сам неотступно выпрашивал и вымаливал у столь многих сильных мира сего, чтобы они похвалили мою книгу. Ибо могу уверить тебя, что я не обращался и к половине сих достойнейших мужей за хвалебными виршами, которые я теперь разглашаю перед всеми; большая часть из них была послана мне вполне добровольно моими благородными друзьями, хотя я даже не ждал от них такого учтивого внимания. Когда же я увидел, что количество этих похвальных строк возросло до неимоверности, то решил внести свыше тысячи из них в Индекс Очищения и не допустить, таким образом, до печатного станка. Однако Его Высочество Принц (который милостиво соблаговолил быть Меценатом моей книги), узнав, что я собираюсь столь многое скрыть от мира, дал мне строгое и безусловное повеление отпечатать все стихи, которые я прочитал Его Высочеству. И вот, в силу этой неотвратимой обязанности, на меня возложенной, я довожу теперь до сведения всего мира обильнейшую поэтическую рапсодию, а именно стихотворения, коими мои просвещённые друзья столь щедро одарили меня и в которых многие из них сделали меня предметом своих свободных и весёлых шуток, и это, как я надеюсь, побудит тебя, осмотрительный и вежливый Читатель, воздержаться судить обо мне до тех пор, пока ты не прочитаешь всю мою книгу до конца.

ПАНЕГИРИКИ В ЧЕСТЬ КОРИЭТА[149]

ГЕНРИКУС[150] ПУЛ начинает:

Я Тома видел раз, но труд его — ни разу,

   И всё ж обоих полюбил я сразу.

Ведь автор с книгой связаны взаимно:

   Кого ни пой, другому — честь и гимны.

Сей труд не осквернит язык вонючий:

   Сей труд составил Кориэт могучий.

Диковинками груженое судно

   Тебе, Читатель, залучить нетрудно:

Ты автору будь просто благодарен

   И щедро будешь автором одарен,

Который видел в странствиях поболе,

   Чем многие кудесники дотоле;

Он, описав чудесные картины,

   Согражданам их представляет ныне.

Пять месяцев он пробыл за границей.

   И что ж, молчать? Куда ж это годится?

Дать нужно, Томас, Музе попытаться

   Искусством иноземным напитаться

И, проглотив заморские секреты,

   Домой вернуться и срыгнуть всё это.