Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Если говорить о научно-познавательной и литературной ценности описаний европейских стран, то она достаточно высока, и элементы фарса, буффонады её не слишком снижают. Это подлинно уникальный труд, к тому же, ощутимо передающий атмосферу жизни тогдашней Европы. Каждому важному городу отводится специальный раздел, излагается его история, даётся общее описание; рассказывается о народных обычаях, детально и со знанием дела описываются важнейшие архитектурные сооружения, воспроизводятся надписи на памятниках и склепах. В ряде случаев затрагиваются вопросы государственного управления, межгосударственных отношений, войн, дипломатии, династические проблемы, и всё это вполне компетентно.

Особенно интересны — и это отмечает М. Стрэчен — разделы об архитектурных памятниках; многие из этих сооружений нигде до книги Кориэта не описывались. Например, он буквально открыл англичанам многие работы Палладио, первым не только в Англии, но и в Европе обратил внимание на такие его творения, как базилика и ротонда в Виченце.

Великолепны панорамы Ломбардии, Рейна, Швейцарии. Особенно трогательно восхищение англичанина солнцем и красками Италии — он сравнивает её с раем. Одну шестую часть книги занимает глава о Венеции, о которой до этого на английском языке существовали всего две книги, по своей познавательной и литературной ценности не идущие в сравнение с книгой Кориэта. Красочность, полнота, точность рассказа о Венеции таковы, что Стрэчен считает его самым совершенным из всех, когда-либо написанных о жемчужине Адриатики на любом языке, и, вероятно, это не преувеличение.

Рассказывая о быте и обычаях венецианцев, Кориэт не забывает ни гондол, ни устриц, ни денежной системы, ни положения женщин, иностранцев и иноверцев. В театре его внимание привлекли, конечно, актрисы — ведь в Англии все роли исполнялись мужчинами. Но в целом Кориэт оценивает уровень венецианского театрального искусства ниже, чем английского, что в устах современника Шекспира звучит сегодня вполне естественно. С явным интересом описываются венецианские клоуны, фокусники и всякого рода шарлатаны, рассказывается о могуществе и влиянии куртизанок, одну из которых — богатую (и очень дорогую!) Маргариту Эмилиану — нищий Кориэт посетил, оказывается, в её доме. И превосходная гравюра Уильяма Хоула изображает вдруг оказавшимся изысканно одетым, модно подстриженным Кориэта и венецианскую жрицу любви, устремляющихся навстречу друг другу. Можно, конечно, отнести изысканный костюм одкомбианца на счёт фантазии иллюстратора, хотя здесь, как и в других случаях, дело, похоже, обстоит не так просто.

Большая глава отведена Падуе, её памятникам, её знаменитому университету. С особым чувством путешественник вспоминает о том, что отличает Падую от многих других городов, — о длинных крытых галереях для пешеходов вдоль улиц (такая галерея изображена на портрете молодого лорда, которого я выше идентифицировал с графом Рэтлендом, возвратившимся в 1597 г. из Падуи).

Везде, где он побывал, Кориэт общается с выдающимися учёными, знатоками филологии, риторики, философии, например с известным швейцарским полиглотом и ориенталистом Гаспаром Вазером, с богословами Буэлером, Хоспинианом и другими; посещает лекции по богословию и древнегреческой литературе, сравнивает их с лекциями в английских университетах. В конце книги даже помещены пространные письма Кориэта к этим учёным и их не менее пространные и бессодержательные ответы, вся эта «переписка» на латыни и греческом носит шутливо-пародийный характер, но установлено, что эти учёные действительно переписывались с некоторыми англичанами; Гаспар Вазер, как мы знаем, состоял в переписке с графом Рэтлендом.

Подробно описывается знаменитая Франкфуртская книжная ярмарка, где Кориэт побывал в сентябре 1608 года; в это же время (по счастливой случайности, конечно) там был и молодой граф Эссекс, которого одкомбианец почему-то называет кузеном четвёртой степени родства. Объявлять себя родичем — пусть и дальним — знатного аристократа, воспитывавшегося вместе с наследным принцем, для безродного одкомбианца было несомненной дерзостью, бестактной шуткой, за которую можно было и поплатиться. Вот если бы речь шла о ком-то из родственников Елизаветы Сидни, сестры юного Эссекса, например о её платоническом супруге графе Рэтленде, то такое шутливое обозначение степени и качества их родства было бы вполне уместным…

Количество фактов, дат, имён, сообщаемых Кориэтом, огромно, это подлинная энциклопедия. В ряде случаев в книге использовались существовавшие уже труды по соответствующим темам, причём не только на английском и латыни, но и на итальянском языке, которого одкомбианец тогда, по его собственным словам, ещё не знал.