Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Однако вспомним, как расположена эта поэма в честеровском сборнике. Первая её часть напечатана на двух страницах, без заголовка (единственное произведение во всей книге!) и без подписи. Вторая часть — «Плач» — занимает отдельную страницу, снабжена отдельным заголовком и является реквиемом по умершим Голубю и Феникс. Вверху и внизу текста «Плача» — бордюрные рамки, под последней строкой — имя «Уильям Шекспир» (напечатано через дефис, что подчёркивает его смысловое значение: Shake-speare — Потрясающий Копьём). Отсутствие заголовка перед первой частью вызвано отнюдь не тем, что для него не хватило места — одну-две строфы можно было легко перенести на следующую страницу. Но составитель демонстративно не сделал этого, и причина нам теперь понятна: отсутствие заголовка перед обращением к участникам похоронной процессии и особое оформление «Плача» не случайны, а функциональны: таким путём это произведение (или произведения) выделено как главное, ключевое в сборнике, посвящённом Голубю и Феникс. Траурная поэма попала в книгу Честера отнюдь не по недоразумению, как это можно иногда слышать от тех западных шекспироведов, кто сам эту книгу прочитать не удосужился!

Р. Шахани, Э. Гарнет и другие исследователи, считавшие, что поэма не принадлежит Шекспиру (и действительно, она не похожа ни на одно из поэтических произведений или поэтических текстов в пьесах), склонялись к тому, что она написана Джоном Флетчером. В пользу такого заключения говорит в первую очередь анализ «Плача», который по своей поэтической форме, языку чрезвычайно — почти буквально — близок к нескольким строфам, написанным Флетчером в 1616 и 1621 годах. Эта близость не случайна. Джон Флетчер, дописавший неоконченного шекспировского «Генриха VIII», «Двух знатных родичей»[201], а возможно, и некоторые другие пьесы, один из «поэтов Бельвуарской долины», — наиболее вероятный автор поэмы «Феникс и Голубь».

Помещённый на отдельной странице, обрамлённый рамками наподобие сегодняшних некрологов, «Плач» — это действительно наконец-то найденный некролог, реквием по Шекспиру. И вся последняя строфа рифмуется с именем «Шекспир», которое, таким образом, является частью поэтического текста, вливаясь в последнюю фразу:

«То this urne let those repaire

That are either true or faire

For these dead Birds, sigh a prayer.

     William Shake-speare».

Имя Уильяма Шекспира здесь — не подпись. Это скорбный вздох, стон того, кто пришёл помолиться к урне с прахом Голубя и Феникс. Если мысленно представить в конце третьей строки двоеточие, то нам окончательно открывается подлинный смысл скорбного реквиема и, наконец, — всего честеровского сборника:

«Об этих умерших птицах вздохнёт молящийся: Уильям Шекспир»[202].

Бывший так долго неприступно-загадочным честеровский сборник «Жертва Любви» и потрясающий реквием в нём — прощальная горестная песнь, пропетая «поэтами Бельвуарской долины» у свежей могилы подлинного Великого Барда — Роджера и Елизаветы Рэтленд. И всеведующее Провидение, похоже, давно позаботилось о том, чтобы Реквием о Великом Барде обрёл достойное место среди его творений. Обычно «Феникс и Голубь», как и подобает реквиему, завершает собрания сочинений Уильяма Шекспира…

Я подумал, что было бы хорошо закончить книгу проникновенным стихотворением Владимира Набокова, написанным ещё в 1924 году.

Один из крупнейших писателей и поэтов столетия, мыслитель и эрудит, Набоков, насколько мне известно, не занимался шекспироведческими штудиями и не писал трудов по «шекспировскому вопросу». Но, как может убедиться читатель, Набоков сумел увидеть облик подлинного Потрясающего Копьём (очень близкий портрету Рэтленда!), постигнуть его высокую Мысль и его Боль, его отрешённость от Суеты.

Конечно, Набокову не были тогда известны факты о Елизавете Сидни-Рэтленд, о Мэри Сидни-Пембрук, об игре вокруг Томаса Кориэта, многие другие, открытые позже; за маской-именем Шекспира он различал лишь одного человека. Неточно его представление о характере отношений подлинного Автора с его «живой маской» — Шакспером. Ничего, никаких пьес, поэм или сонетов Шакспер не подписывал и подписывать не мог — ни за плату, ни как-либо ещё. Однако это — детали; перед нами не научная статья, а поэтическое произведение. Поражает заключительная строка. Безусловно, Набоков не изучал честеровского сборника, не читал рассказа Феникс о том, как с улыбкой уходил из жизни её Голубь. Но он увидел эту картину, увидел даже улыбку на губах умирающего!

Через века, поколения, через моря слов Поэт открывает Поэта…

Владимир Набоков

ШЕКСПИР