Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Все поэты соблюдают только самую общую договорённость о характере аллегории, именуя мужчину Голубем, а женщину — Фениксом, уделяя мало внимания древней легенде, адресуясь к своим героям как к действительно существовавшим личностям, однако избегая не только называть их подлинные имена, но и приводить такие подробности, которые могли бы открыть эти имена непосвящённым читателям. В трактовке каждым поэтом образов Голубя и Феникс есть свои особенности, но различия не носят принципиального характера. Одни уделяют больше внимания Голубю, другие — Феникс, в некоторых случаях больше, чем в других, чувствуется знакомство и дружба поэта со своими героями. Различия эти — естественное несовпадение отдельных деталей в рассказах очевидцев об одних и тех же людях и событиях, вызываемое разной степенью приближённости и осведомлённости, направленностью интеллектуальных и духовных интересов, а поскольку речь идёт о поэтах — поэтическим видением и манерой.

В главном же свидетельства совпадают, ибо взор поэтов устремлён в одном направлении, они говорят об одних и тех же людях. Авторы не противоречат, а дополняют друг друга, каждый добавляет какую-то новую, важную для него черту, какие-то особенности личных отношений с прототипами своих героев. И пересечение этих достаточно авторитетных и многочисленных свидетельств вырывает из мрака сначала совсем смутные, а потом и более отчётливые контуры двух необыкновенных личностей, современников и друзей крупнейших поэтов Англии, которые почтили их память своими произведениями, но не хотели или не могли назвать их имена.

Поэма Честера и «дополнительные» стихотворения известных английских поэтов убедительно свидетельствуют, что за аллегорическими именами-масками скрываются не персонажи древних легенд или абстракции, а вполне реальные люди, исключительные по своим высоким достоинствам, по тому влиянию, которое они оказывали на окружающих. Хотя они были супругами, их отношения оставались целомудренными — это подтверждено поэтами неоднократно; их связывала общность духовных интересов, служение Аполлону и музам, то есть творчество. И читатель может ознакомиться с частью оставленного ими творческого наследия — собранием «Песен Голубя», носящим печать тончайшего поэтического мастерства и имеющим удивительно много общего с шекспировскими поэмами и сонетами.

Они явно занимали очень высокое положение (говоря о них, авторы прибегают к таким эпитетам, как «царственный», «божественный», «благороднейший», «сиятельный», «совершенный»), но по какой-то причине вся жизнь этой четы, их поэтические занятия держатся в строгом секрете, окружены тайной, недоступной для непосвящённых. Эта секретность, как видно из многочисленных намёков и умолчаний поэтов, из их объявленного на титульном листе намерения вуалировать правду, окружала даже смерть загадочной четы. Но всё-таки мы узнаём, что они умерли почти одновременно — сначала он, потом она. И из пламени служения Аполлону, из их пепла восстало имя, одно имя, владеющее всем недосягаемо совершенным, что было создано ими при жизни…

Тайна Голубя и Феникс довлеет над их памятью, над их наследием, над честеровской книгой, делая её неразрешимой загадкой для нескольких поколений исследователей.

Кто же эти двое, эта необыкновенная чета, оставившая после себя одно имя? Что связывало их с лучшими поэтами Англии и прежде всего с Шекспиром? Почему издание сборника окружено такой таинственностью, почему в этой книге столько загадок? Какое отношение к изданию 1601 года имеет лондонский экземпляр с датой «1611» и странным заглавием?

Таковы основные вопросы, всегда встававшие перед исследователями честеровского сборника. Ясно, что центральным является первый вопрос: только найдя несомненно существовавших в шекспировской (елизаветинско-якобианской) Англии прототипов Голубя и Феникс, можно будет понять и объяснить всё остальное.

Пробуждение — первые догадки и гипотезы

В XVII—XVIII веках о честеровском сборнике публично никто не вспоминал. Правда, шотландец Уильям Драммонд (1585—1649) в своих обнаруженных через два века записях, перечисляя названия прочитанных им книг, в списке, помеченном 1606 годом, упомянул и такое название из двух слов: «Loves Martir»[25]. Но имела ли эта прочитанная Драммондом книга (или рукописный список, или рукопись) отношение к честеровскому сборнику, а если имела, то какое именно, из этих двух слов, записанных Драммондом, достоверно установить нельзя. Тем более что в составленной им в 1611 году подробной описи своей библиотеки книги с таким названием нет.