Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Памятник в стратфордской церкви (в его первоначальном виде, конечно) был изготовлен скульптором (каменотёсом) Герардом Янсеном с участием его старшего брата, Николаса[61], который незадолго до того создал надгробный памятник Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, тому самому, чью смерть тайно оплакали в 1612 году поэты — участники честеровского сборника. Во всяком случае, более искусная рука Николаса Янсена чувствуется в некоторых деталях внешнего оформления стратфордского памятника, схожих с аналогичными деталями памятника Рэтленду, — на это обратил внимание только в конце XIX века видный шекспировед Сидни Ли. В сохранившемся письме Николаса Янсена (1617 г.) Фрэнсису Рэтленду, брату и наследнику покойного Роджера, скульптор, объясняя свой замысел памятника последнему, сообщал, что символические фигуры херувимов будут аллегоризировать Труд и Покой (потом аналогичные фигуры, соответственно меньших размеров, появятся и на карнизе стратфордского настенного памятника).

Кто оплатил сооружение памятника — точно не известно; во всяком случае, Шакспер в завещании денег себе на памятник не выделил (в отличие от своего друга Комба, оставившего на приобщение к посмертной жизни в камне 60 фунтов — сумму немалую; вряд ли памятник Шаксперу обошёлся намного дешевле). Несмотря на это, биографы обычно высказывают — с той или иной степенью уверенности — предположение, что памятник заказала и оплатила семья покойного Шакспера (вот только не ясно, кто из этой семьи мог сочинить витиеватую надпись на двух языках — не иначе, как грамотный зять).

Джон Довер Уилсон, развивая свою мысль, что стратфордский бюст является одним из самых больших препятствий для понимания Шекспира, рисует такую картину: «Это вечная история, слишком хорошо известная друзьям и родственникам людей, богатых или знаменитых настолько, чтобы стать жертвами ремесленников-портретистов. Дело поручили англо-фламандскому каменотёсу из Лондона, некоему Герарду Янсену, который знал, как полагается делать монументы, и выполнил свой заказ в высшей степени добросовестно и (с точки зрения ремесла) достойным образом. Пропорции очень приятны, а архитектурный замысел с двумя колоннами и подушкой, покрытый мантией щит и два херувима — всё это даже красиво. Только одно недоступно этому ремесленнику — изображение лица, и случилось так, что лицо это принадлежало Шекспиру! Если миссис Шекспир и дочерям бюст не понравился, что они могли поделать? В таких случаях семья жертвы бессильна. Монумент был сооружён и, конечно, оплачен, оплачен не только родственниками, но, возможно, и друзьями. И какой прекрасный монумент получился — во всём, за исключением лица!»^{44}.

Эти строки не могут не вызвать удивления. Довер Уилсон должен был знать, что на гравюрах в книгах У. Дагдейла и Н. Роу изображено совсем другое лицо, отсутствуют не только так нравящаяся Уилсону подушка с кистями, но даже перо и бумага. Однако, как и некоторые другие учёные-шекспироведы, Уилсон обладал способностью не видеть неудобные для традиционных представлений факты. В данном случае он рассуждает так, будто в 1622 году стратфордский бюст выглядел, как и сегодня. Более того, он утверждает, что облик Шекспира был воспроизведён скульптором с маски, снятой ещё при жизни или после кончины Барда. Вероятно, Уилсон имел в виду маску неизвестного происхождения, имеющую некоторое сходство с одутловатым лицом стратфордского бюста (в его теперешнем виде), объявившуюся в Майнце, в Германии, ещё в 1869 году в лавке старьёвщика, в пору самого «урожая» на шекспировские «реликвии». Об этой маске много говорили стратфордианцы и использовали как аргумент в спорах с оппонентами в конце XIX и в первой четверти XX века. Конечно, никаких сведений, что с умершего Шекспира (или Шакспера) была сделана маска, ни в каких исторических источниках нет и в помине; майнцкая маска в лучшем случае (если это не просто фальсификация) была когда-то и где-то снята с неизвестного человека и никакого отношения ни к Шекспиру, ни к Англии не имеет. Это было ясно здравомыслящим людям с самого начала, но всё равно находилось немало желающих принимать «шекспировскую маску из Майнца» всерьёз — уж очень хотелось иметь подтверждение аутентичности стратфордского монумента и развеять серьёзные сомнения на его счёт. О пресловутой маске теперь редко кто вспоминает, как и о многих других «реликвиях» такого сорта, фигурировавших в разное время в спорах вокруг Шекспира. Однако по-прежнему сомнения в том, что шекспировский бюст с самого начала выглядел так же, как и сегодня, у учёных, придерживающихся традиционных представлений о Барде, не в чести, хотя толком объяснить различия в изображениях памятника в книгах Дагдейла и Роу и сегодняшним его видом никому из них не удаётся.