Игра Подсказчика

Визуальный эффект был потрясающий. Реальность вокруг Милы сотворили искусственно, однако совокупное изображение представало невероятно четким. Контуры во время предыдущего захода были размытыми, теперь они определились. Движения были плавными, струящимися, словно тебя заключили в сосуд. Но самое главное – цвета уже были не блеклыми, но впечатляюще живыми.

Заслуга «Слезы ангела».

Мила посмотрела на свои руки. Ухоженные, изящные, с точеными пальцами. У нее никогда не было таких рук. Ногти она стригла очень коротко, кожа шелушилась. Странно. Ей тут же захотелось посмотреть, как выглядит все остальное.

В метре от себя она заметила окно и подошла посмотреться в стекло, покрытое копотью.

Одежда темная, какую она, как правило, предпочитала. Подняла взгляд на собственное лицо – еще было живо воспоминание о том, как она увидела в отражении черты Карла Андерсона.

Волосы чуть развеваются по ветру, кожа молодая, свежая. Мила удивилась, обнаружив, что аватар, созданный Паскалем, и незнаком ей, и чем-то на нее похож. Вначале она не могла себе этого объяснить. В чем-то ей сродни, но все-таки другой.

Это не я, догадалась Мила. Это – Алиса, взрослая.

Такое сходство в порядке вещей, вот только Мила часто забывала о том, сколько у них с дочерью общего. Эта мысль причинила ей боль.

Ее отвлекло ощущение, сотни раз испытанное в прошлом: легкая дымка тумана каплями оседала на лице, на руках. Она поглядела в черные как смоль небеса.

Накрапывал дождь.

Мелкая морось, которая явственно ощущалась, – только теперь Мила поняла смысл того, что сказал Паскаль:

Один компонент «Запредела» не записан в кодах программы: эмоциональный и чувственный опыт, который невозможно объяснить…

Ощущение влаги – очередной обман «Слезы ангела», вполне, впрочем, удавшийся.

Мила пошла вперед по проулку.

Выйдя на магистраль, огляделась. Китайский квартал представлял собой удлиненный анклав низеньких домиков, над которыми нависали небоскребы центра. Обычно эти гиганты светились тысячами огней, но в «Запределе» они казались прямоугольниками из черного бакелита.

Яркие вывески китайского квартала погасли, красные фонари раскачивались на ветру, как печальное напоминание о прошлом. Всюду царила глухая тишина. Перед Милой возникло не то место, которое она помнила, куда любила ходить. Его как будто осквернили, заразили злом.

Легкий ветерок пронесся мимо, холодом обдав ногу. Мила повернулась: никого. И опять, как в квартире Андерсонов, у нее сложилось четкое ощущение, что она не одна.

«Все на тебя смотрели», – сказал Паскаль.

Она пошла по тротуару. В витринах магазинов ничего нельзя было разглядеть, одна темнота. Снова ветерок, но на этот раз говорящий.

– Спасайся, – произнес тот же тонкий голосок, который она уже слышала в спальне двойняшек.

Мила замерла, огляделась, пытаясь понять, кто говорил с ней. По-прежнему никого. Но она заметила, что впереди кое-что изменилось.

В глубине квартала располагался кинотеатр. Дверь туда отворилась, по асфальту протянулась тень. Мила решила пойти посмотреть, что там такое.

За дверью – длинный темный коридор: слышно, как тикают часы.

Ей вдруг стало боязно идти дальше. Это все понарошку, напомнила она себе. Колебаться смешно. Никто не может по-настоящему причинить мне вред, твердила она, вступая в тьму.

И все-таки где-то в подсознании созревало мрачное предчувствие.

В конце коридора находилась комната.

Миле она напомнила гостиную в доме бабушки. Старые часы с маятником, чье тиканье привело ее сюда. Диван и кресла, обитые бархатом; ковер с геометрическими узорами, торшер с бордовым абажуром, излучающий теплый свет. Сервант и кофейные столики, уставленные статуэтками из фарфора. Чугунная печка, разожженная, и кресло-качалка. На стенах – обои с изящными красными цветочками. Они были такими реальными, что Мила подошла поближе и хотела до них дотронуться.

Цветочки задвигались, и Мила отдернула руку.

На стене висела картина. Сельский пейзаж. Как и рисунок на обоях, живопись была не вполне статична. Вода в ручейке тихо струилась, и трава склонялась под ласковым ветерком.

Посреди лужайки цвела прекрасная черная роза.

Паскаль говорил о людях искусства, которые когда-то заходили в «Дубль», чтобы применять там свои таланты, экспериментировать. Мила подумала, что и это цифровой трюк. Явилось искушение сорвать цветок, но краски растворились, и картина превратилась в зеркало. Мила узнала свой аватар, но то, что она увидела у себя за спиной, ей совсем не понравилось.

Кресло-качалка задвигалось, будто кто-то в нем сидел. Лампочка под абажуром торшера замигала, свет потускнел. Огонь в чугунной печке погас, и Милу объял леденящий холод. Этих маленьких диссонансов хватило, чтобы понять: все так же, как в прошлый раз, и тем не менее совершенно по-другому.

Отражение аватара всосала в себя оправленная в раму жидкая бездна.

Мила обернулась. Цветочки на обоях завяли. Она поняла, что не одна здесь. И наверное, кто-то все время был рядом.

Спасайся…