Игра Подсказчика

Мила сняла черную ветровку, бросила на кресло в гостиной, уставленной старой мебелью. Часы с маятником пробили одиннадцать раз. Отметив это, бывшая сотрудница Лимба уселась перед компьютером и включила его. Засветился монитор, началась загрузка программ. На рабочем столе показалась единственная иконка, иконка «Дубля». Мила кликнула по ней. На заставке по-прежнему вращался стилизованный шар, но, в отличие от двух предыдущих заходов, в окошке, предназначенном для широты и долготы, уже были вставлены числа.

Так я и знала, сказала себе Мила.

В комнате пахло прошлым. За окнами вновь начался дождь, капли падали на растения в саду, производя беспорядочный шум. Мила до конца ощутила целительное, дарящее покой одиночество.

Она опять была ко всему готова.

Выложила пистолет на стол, пусть на всякий случай находится под рукой. Вытерла о джинсы вспотевшие ладони, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Вынула из кармана пилюлю «Слезы ангела» – из тех, что тюремщик оставил Свистуну, чтобы парень покончил с собой.

Вгляделась в горнолыжную маску, поднесла ее к лицу. Потом взялась за джойстик и надела очки.

Калейдоскопический вихрь со скоростью света вбросил ее в иной мир. Неудержимо скользя, спускаясь в гиперпространство, она чувствовала, как сердце уходит в пятки. Все было таким настоящим, таким реальным.

Но вот все вдруг замерло.

Приятное ощущение покоя снизошло на Милу, пока пиксели складывались в строгом порядке, образуя новую реальность.

В ночной тишине слышались отголоски далеких взрывов.

Над речным портом поднимались бетонные бастионы, высоченные подъемные краны устремлялись в чернильные небеса. На широкой песчаной косе, тоже черной, – останки мощных судов, лежащих на боку или прислоненных одно к другому; железо стонало под ветром, и корабли были похожи на огромных китов, которые, потеряв ориентацию в пространстве, выбрасываются на берег и умирают там.

Снова взрыв.

Мила обернулась. Только развалины вдали, над которыми поднимаются ядовитые испарения хлороводорода. Она ощущала резкий запах и видела облачка пара, вырывающиеся у нее изо рта вместе с дыханием: стоял зверский холод.

Первым делом она нашла лужу и посмотрела на отражение своего нового облика: аватар представлял собой черную тень, которая пыталась задушить ее в китайском квартале. Монстр УНИКа.

Снова отдаленный гул.

Облако пыли поднималось над городом: где-то в центре обрушился небоскреб. Интересно, что происходит?

Искусственная вселенная распадалась.

Мила пошла по асфальту, блестящему от дождя. Слева, маслянистая, плотная, темная, медленно текла река. Справа – ряд заброшенных складов.

Она не знала, куда ей идти, что искать, но вскоре послышалась музыка блюз. Снова пел Элвис. Искаженная запись песни That’s Alright, Mama.

Некий демон ее приглашал на праздник.

Смысл песни был очевиден. Мила последовала за мелодией и оказалась на пороге бара. Интересно знать, какая уловка Подсказчика ждет ее внутри.

Мила толкнула дверь.

От сквозняка задрожали китайские колокольчики, подвешенные к балке. Звуки, нежные и пронзительные, возвестили ее приход.

Темный зал пересекала длинная барная стойка, над которой виднелся неоглядный ряд бутылок. В углу стоял музыкальный автомат, откуда и раздавалась песня Элвиса.

В том же углу какой-то мужчина, сидя спиной к залу, пытался отбивать ритм ногой. На нем был бархатный пиджак, на ногах – дорогие английские ботинки, заношенные. Еще до того, как он обернулся, Мила узнала этот небрежный вид, который так привлек ее десять лет назад.

Отец ее дочери устремил на нее странные птичьи глаза – темные, без выражения.

Ты должен лежать в коме, проклятущий. «Общее состояние пациента по-прежнему представляется необратимым». А он сидел и что-то вырезал ножом по дереву.

Нет, не по дереву, поправилась Мила. По кости.

Криминолог мотнул головой, указывая ей на следующий зал. Там, за аркой, стояли столики, были и отдельные кабинеты.

Перед одним из них стояла колыбель, и ее качала чья-то рука.

Следуя за мелодией, Мила пошла туда, на каждом шагу спотыкаясь от страха: из всех кошмаров, какие Энигма сотворил для нее, этот был явно худшим.

Подойдя к отдельному кабинету, она разглядела, что рука принадлежит женщине, закутанной в черное. Черная ткань покрывала также и колыбель, не позволяя различить младенца. Видны были только ножки, которые брыкались в воздухе.

Черная мать раскладывала по столу карты Таро. Руки, не закрытые тканью, были испещрены старыми шрамами. Мила, в семнадцать лет начав резать свое тело, называла их «лобзаньями бритвы». Черная мать, понятное дело, это она сама, стало быть, в колыбели лежит Алиса.

Семья в полном сборе, сказала она себе, усаживаясь перед женщиной и дожидаясь, пока она закончит пасьянс.

Следуй за ним.

Снова призрачный голос неожиданно прозвучал совсем рядом, словно кто-то прошептал на ухо. Мила повернулась туда, где, как ей показалось, голос исчез. Там колыхалась занавесь из бамбука, а за ней вроде бы стоял ребенок – лет десяти, не больше, примерно ровесник Алисе. Одетый в красную футболку.