Бериш решил поискать фото преподавателей девочки, готовясь составить список. Профиль, который он для себя наметил, был следующим: это мужчина – и в год, когда исчезла Леа Мьюлак, ему было не больше тридцати пяти лет, ибо, согласно наблюдениям криминалистов, у серийных убийц уже в отрочестве созревает потребность убивать и они не могут сдерживать ее дольше, чем до указанного возраста.
Полицейский тотчас же внес в список мужественного преподавателя физкультуры, потом учителя истории, потом – химии. Добавил, наконец, и заместителя директора – так, на всякий случай, чтобы уберечься от сюрпризов.
Вгляделся в четыре имени, обозначенные на бумаге.
Кто-то из этих мужчин встретил на своем пути Подсказчика. Энигма распознал в нем темную ауру зла, убедил прислушаться к тайному голосу, звучащему внутри, твердящему, что желание убивать коренится в его природе, а потому не может быть неправильным. Дал ему мотивационный толчок, чтобы удовлетворить давно назревавшую потребность вместе с невыразимым желанием обладать светловолосой девушкой в очках, сорвать запретный плод ее юности. Даже при этом уничтожив ее.
Полицейского объяла дрожь при мысли, что под личиной обычного человека среди этих учителей таится монстр УНИКа.
Теперь они с Милой постучатся в двери этих безупречных воспитателей, находящихся вне подозрений отцов семейств. Станут задавать непростые, двусмысленные вопросы, а потом вглядываться в малейшую реакцию, схватывать каждую странность в выражении лица, ища подтверждения. Это будет нелегко. Годы двойной жизни предоставляют их противнику явное преимущество.
Но любая маска может дать трещину, сказал себе Бериш, рассеянно переворачивая последние страницы ежегодника: там красовались фотографии весеннего бала, во время которого выпускники прощались с преподавателями и с учениками младших классов.
Он задержался: перед ним предстала Леа Мьюлак в компании подруг, вся сияющая, в красном шелковом платье, расшитом стрекозами и цветами персика.
Тогда, уповая на удачу, полицейский стал искать взрослого среди тех, кто ее окружал, надеясь застигнуть врасплох преподавателя, тайком глядящего на девушку одним из тех скользких взглядов, в которых невольно отражаются подлинные намерения маньяка.
Но ничего подобного не заметил.
Осознал всю меру своей наивности. Как он мог подумать, что все окажется так просто? Бериш покачал головой и уже собирался закрыть ежегодник, но замер. Удерживая альбом на весу, высмотрел у самого корешка, на загнутом краю фотографии, между светом и тенью, знакомое лицо.
Бериш понял, что до сих пор только и делал, что ошибался. Но самую серьезную ошибку допустила Мила.
Только бы подруга вовремя вызвала врачей и полицейских, а сама ушла, как они договаривались. Иначе она – в серьезной опасности.
На фотографии с загнутым краем, центром которой являлась Леа Мьюлак, на расстоянии в несколько шагов от нее прыщавый юнец с бокалом в руке не сводил со студентки глаз.
Одноклассник, одержимый ею настолько, что это превратило его в серийного убийцу, был Тимми Джексон, он же Свистун.
Что хотел сказать ей мальчик в красной футболке? Что бы там ни было, уже слишком поздно.
Свистун здесь, с ней, Мила слышала, как он ходит по комнате. Но сама застряла в «Запределе».
Черная мать все рыдала. Ножки младенца, неподвижные, посинели. Элвис умолк. Но наибольшую тревогу вызывали тени, снаружи подступавшие к бару.
– Ты не можешь уйти… – напомнил Тимми Джексон зловещим шепотом из реального мира.
Следовало поздравить его с прекрасно сработавшей мизансценой: притвориться узником монстра с УНИКа – великолепный способ отвлечь от себя подозрения. А Мила еще корила себя за то, что без всякой жалости оставила его прикованным в подвале. На самом деле Свистун мог освободиться в любой момент. Но дождался, пока она зайдет в «Дубль».
Что он задумал? Мила боялась, что знает ответ, ведь ей довелось в «Запределе» ощутить у себя на горле его крепкую хватку.
Доверяться ему было глупо, но красная горнолыжная маска ввела ее в заблуждение. Тимми – это и есть Паскаль? Невозможно: другой голос, другое телосложение.
Но сейчас воссоздание логики событий ее интересовало меньше всего. Она думала о Берише, о том, что друг не сможет ее спасти, а виной всему – ее ложь: полицейский уверен, что она далеко от этого дома, ушла, вызвав помощь для бедного узника.
Мила продолжала пребывать на границе двух миров. Тем временем отец ее дочери прервал резьбу по кости, направился к двери бара и открыл гостям, которые спешили на этот семейный праздник.
– Тимми, я знаю, что ты меня слышишь, – заговорила она. – Могу даже вообразить, как тебя все это забавляет, даже готова признать, что ты молодец… Но я нужна моей дочери… Я никогда не была хорошей матерью. Ни разу не сказала, что люблю ее, да, по сути, и не любила… Я никогда не хотела, чтобы она зародилась во мне, тем более обосновалась в моей жизни. Но я должна попросить тебя…
Она знала, что от серийного убийцы спастись нельзя. Но у нее была другая цель.
– Я знаю, что умру, и этому рада. Но ты позаботишься о моей дочери?