Читаем Игра правил полностью

Множество опрятно одетых людей со счастливыми лицами в большом закрытом помещении, границы которого находились вне поля зрения. Отчётливо понятен был лишь просторный холл, где и зародилось первоначальное действие. Происходящее напоминало не то ярмарку, не то выставку. Но важный нюанс заключался в том, что отсутствовала привычная для ярмарок и выставок суматоха. Складывалось ощущение осведомлённости каждого участника о своих действиях и целях визита. Да и я как будто бы тоже всё это знал. Состояние комфортное, относительно уверенное. Одет как все и ничем не выделяюсь. Такой расклад придавал дополнительного спокойствия. Прогуливаюсь, рассматриваю красивые нарядные столы, уставленные всякими непонятными штуками. Где-то штуки съедобные, где-то какие-то приспособления неясно для чего… Сажусь за один из столов с изумительными пирожными, и вместе со мной садятся ещё несколько человек. И только мы приготовились приступить к трапезе, как стол, вместе с находящимся под ним полом и стоящими на нём стульями, начал двигаться в сторону большой двери, расположенной в стене неподалеку. Возмущения, как, собственно, и страха, сие событие ни у меня, ни у кого из сидящих за столом не вызвало, лишь ощущение верно происходящего процесса с легким налётом удивления. Процесса, не до конца осмысливаемого, но отчетливо прочувствованного и принимаемого как должное. Мол, «поехали, и правильно!». Двери распахнулись, и за ними показалась аналогичная комната, опять же наполненная людьми. Проехав метров двадцать от входа, стол остановился, и все мои попутчики сошли со своих стульев, словно использовать стол с яствами по назначению не планировалось и всем было известно, что это лишь некий способ передвижения или транспорт, доставляющий до места назначения. К слову сказать, местом назначения не была сама комната, куда мы прибыли. Местом назначения, точнее «целью маршрута», был большой белый куб, метра по три с половиной в гранях. Куб стоял ближе к центру комнаты, и рядом с одной его стороной толпились люди. И судя по моим непродолжительным наблюдениям, толпились они для того, чтобы, пройдя сквозь одну из его сторон, выйти с противоположной. Нюанс заключался в том, что входили в куб обычные нормальные люди, а с другой выходили какие-то надутые гелием пустышки, напоминавшие кукол-манекенов, привязанных к полу, чтобы не улетели. Но эти передвигались самостоятельно, просто имели такой внешний вид. Создавалось впечатление, что, выходя из куба, люди почти полностью теряли вес. Они словно не контролировали свои руки и головы, и те медленно болтались из стороны в сторону. Ноги же, как в замедленной съемке, брели вперед. Было ощущение, что они вот-вот улетят вверх, как гелиевые шарики. Зрелище было жутковатое, и мне стало не по себе ещё и от того факта, что никого, кроме меня, происходящее не смущало. В попытке объяснить для себя происходящее, я подошёл к одному из толпящихся рядом с кубом человеку и поспешил поинтересоваться:

— Что происходит с этими людьми? Почему они так выглядят, когда проходят через куб? И что это вообще за куб такой?

Примечательно, что во сне, когда тебя что-то интересует, то в речи отсутствует вся эта вступительная мишура позолоты этикета и ты сразу переходишь к делу. Произносится вполне чёткий набор сухой конкретики и наступает ожидание ответа.

— Это временный эффект от прохождения через куб тщеславия, — заговорил мой спонтанный собеседник. — Всё в порядке. Через пару минут они вернутся в обычное состояние.

И снова никаких приправочных оборотов — конкретика в ответ на конкретику.

Только вопросов от таких ответов появилось ещё больше. Но все они отходили на второй план против мысли о том, что ведь и мне придется туда идти, раз уж этот диковинный стол меня сюда привез. На мгновение мной овладело неудержимое стремление избежать попадания в этот куб любым способом. Это всё, чего я тогда по-настоящему хотел, и всё, что меня по-настоящему заботило. Какой-то всплеск животного страха, как в момент смертельной опасности, заставлял меня быстро соображать и искать возможности улизнуть от надвигающейся неизбежности. Но, вопреки моим мысленным стараниям, неизбежность надвигалась стремительно и неумолимо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Философский диалог XXI века

Похожие книги

Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста
Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста

Хороший мне задали вопрос вчера. А как, собственно, я пришёл к сатанизму? Что побудило разумного (на первый взгляд) человека принять это маргинальное мировоззрение?Знаете, есть такое понятие, как «баланс». Когда зайцев становится слишком много, начинают размножаться волки и поедают зайцев. Когда зайцев становится слишком мало, на каждого зайца приходится много травы, и зайцы снова жиреют и плодятся. Природа следит, чтобы этот баланс был соблюдён.Какое-то время назад Природа, кто бы ни прятался за этим именем, позволила человеку стать царём зверей. И человек тут же начал изменять мир. Баланс пошатнулся. Человек потихоньку изобрёл арбалет, пенициллин, атомную бомбу. Время ускорилось. Я чувствую, что скоро мир станет совсем другим.Как жить смертному в этом мире, в мире, который сорвался в пике? Уйти в пещеру и молиться? Пытаться голыми руками остановить надвигающуюся лавину? Мокрыми ладошками есть хлеб под одеялом и радоваться своему существованию?Я вижу альтернативу. Это метасатанизм — наследник сатанизма. Время ускоряется с каждым месяцем. Приближается большая волна. Задача метасатаниста — не бороться с этой волной. Не ждать покорно её приближения. Задача метасатаниста — оседлать эту волну.http://fritzmorgen.livejournal.com/13562.html

Фриц Моисеевич Морген

Публицистика / Философия / Образование и наука / Документальное
Том 1. Философские и историко-публицистические работы
Том 1. Философские и историко-публицистические работы

Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта /3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября /6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В первый том входят философские работы И. В. Киреевского и историко-публицистические работы П. В. Киреевского.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»Note: для воспроизведения выделения размером шрифта в файле использованы стили.

А. Ф. Малышевский , Иван Васильевич Киреевский , Петр Васильевич Киреевский

Публицистика / История / Философия / Образование и наука / Документальное